Изменить размер шрифта - +
..
     Она бросилась в мои объятия и, не заботясь о своем гриме, поцеловала меня долгим, глубоким поцелуем...
     - Никогда вас не забуду, - задыхаясь, пробормотала она.
     Потом быстро, почти лихорадочно, открыла дверь лифта.

Глава 3

     С тех пор прошел месяц, и моя ненависть к Изабель все увеличивается.
     Как и следовало ожидать, она обо всем догадалась, как только я вернулся.
     А я ведь даже и на напился. Не ощущал в этом потребности.
     Ведя машину вдоль Таконик Паркуей, я мысленно рисовал себе ту жизнь, которая ожидала меня ежедневно, от пробуждения до отхода ко сну. Я отчетливо видел все: дома - хождение из комнаты в комнату, почта, контора, секретарша, которая скоро нас оставит, завтрак, опять контора, клиенты, корреспонденция, стаканчик виски перед обедом, трапеза наедине с женой, телевизор, книга или газета...
     Я не упустил ни одной подробности. Я подробнейше их вычерчивал, словно тушью.
     Это были как бы гравюры, альбом гравюр, живописующих дни некоего Доналда Додда.
     Изабель, как я и ожидал, ничего не сказала. Я предвидел также, что в ней не может пробудиться жалость, да я этого и не хотел. Она все же сумела скрыть свое торжество и сохранила отсутствующий взгляд.
     Но уже на следующий день она глядела на меня так, как смотрят на больного, спрашивая себя, выживет он или умрет.
     Я не умирал. Моя механика действовала безотказно. Я был хорошо выдрессирован. Все мои движения оставались неизменными, а также и произносимые мною слова, мои привычки, жесты за столом, в конторе, вечером в кресле.
     Почему продолжает она выслеживать меня? На что надеется?
     Я чувствовал, что Изабель не удовлетворена. Ей нужно нечто другое.
     Мое полное уничтожение?
     Я не был уничтожен. Хиггинс тоже удивился, что я не еду в Нью-Йорк.
     Секретарша и та удивлялась.
     Прошла еще неделя, и Хиггинс успокоился, поняв, что так называемая моя связь закончилась.
     Так я вернулся в мир порядочных людей и нормальных существ. Я как бы переболел моральным гриппом, от которого потихонечку выздоравливал.
     Хиггинс старался быть со мной приветливым, ободряющим, по несколько раз на день заходил в мой кабинет поболтать о делах, о которых раньше он довольствовался перекинуться словом-другим, на ходу.
     Он явно старался заинтересовать меня окружающим. Я как-то встретил Уоррена на почте, куда многие заходят утром за своей корреспонденцией.
     Помня о том приеме, какой я ему оказал в его последний визит, он, видимо, колебался, подойти ли ко мне, наконец решился:
     - Вы хорошо выглядите, Доналд!
     С чего бы это!
     Я избегал поездок в Нью-Йорк даже тогда, когда это было нужно, старался улаживать дела по телефону или письменно. Однажды, когда мое присутствие было необходимо, я попросил Хиггинса заменить меня, и он принужден был согласиться.
     Не означало ли это, что я выздоровел или почти выздоровел?
     Если бы только все они знали, до чего я ненавидел Изабель! Но об этом знала она одна.
     Я ведь наконец понял. Так долго я искал объяснения ее взгляду.
     Сколько я делал различных предположений, не подумав о самой простой разгадке.
     Я вышел из-под ее контроля.
Быстрый переход