В конце концов жертва леденеет и умирает — отсюда и прозвище. В средние века лунные тени были гораздо многочисленнее, чем в наши дни, они считались настоящим бедствием — именно из-за них стали запирать ставни и придумали решетки против вампиров. Двери и окна для лунных теней — непреодолимое препятствие, поэтому они нападают под открытым небом или проникают сквозь незапертые окна и двери. За несколько столетий ставни и решетки существенно сократили их популяцию. Сегодня они встречаются лишь в лесах и в глухой местности, где путники ночуют под открытым небом. Впрочем, лунные тени принадлежат к наименее изученным формам жизни в Цамонии. Многие ученые сомневаются даже, можно ли их вообще считать формой жизни.
Удар гонга. Развернувшись, Смейк проскользнул в окошко и вновь очутился в тоннеле.
— Батюшки мои! — вскрикнул он. — И эти твари рыщут по лесу, где мы расположились?
— Вы же говорили, ваш спутник — превосходный сторож? — голос Колибриля снова раздавался сверху и звучал старше. — Лунные тени трусливее гиен. Нападают лишь на спящих.
— Ну ладно, — успокоился Смейк. — Румо не соня.
Усевшись на землю и прислонясь к стволу дерева, Румо глядел на странную парочку, едва освещенную отблеском догоравшего костра. Казалось, темнота потоками струится на поляну из леса. Все очертания постепенно тонули в сером сумраке. У Румо больше не было сил подбрасывать дрова в огонь, вот очнутся эти двое (поскорее бы) — пускай займутся.
Румо прислушался и принюхался. Ничего, никаких подозрительных звуков или запахов. Опасности нет. Вольпертингер потянулся, зевнул и устроился поудобнее у дерева. Ему по-прежнему казалось, будто земля уходит из-под ног: Чертовы скалы напоминали о себе, но на сей раз качка убаюкивала. Румо закрыл глаза — всего на мгновение. Он и не думал спать, просто на несколько секунд зажмурился, кругом ведь так тихо. Едва прикрыв глаза, Румо увидел серебряную нить. Какая красота — взгляд не оторвать!
Фольцотан Смейк скользил по пустынным улицам Оцтафана. Геометрические фигуры слева и справа переливались самыми невероятными красками. Именно таким, нарочито искусственным, представлял себе Смейк идеальный город — недоставало лишь одного-двух хороших ресторанчиков.
Постепенно Смейк стал получать удовольствие от полета. И чем больше ему нравилось, тем лучше удавалось управлять движениями. Он понял: теперь все подчинено его желаниям.
Смейку бросилось в глаза огромное здание вдали, от других оно отличалось причудливыми очертаниями. Возвышаясь над всей округой, здание походило на дворец, построенный архитектором, который сошел с ума во время работы. Изогнутые башни, бесформенные пристройки, купола, громоздившиеся один на другом, выступы, эркеры — все это походило, скорее, не на готовое здание, а на грандиозную стройку.
— Вот это да, — изумился Смейк. — Что там?
Сверху послышалось смущенное покашливание Колибриля.
— Тоже хранилище? Выглядит странно.
— Нет, не хранилище.
— А что же?
— Ничего.
— Как это «ничего»?
— Там ничего интересного.
— Но это же самое необыкновенное здание в городе!
— Не хочу говорить о нем.
— Ну же, не томите, доктор, — что это?
— Эээ… диссертация.
— Диссертация? — рассмеялся Смейк. — Ну, вы меня успокоили. Я-то думал, это какая-то ужасная болезнь.
— Диссертация — тоже своего рода болезнь.
— Хочу взглянуть поближе, — крикнул Смейк, направляясь к причудливому сооружению. |