— Занятная тема.
— Нет, — вздохнул Колибриль. — Очень запутанная и безнадежно узкая тема. Но спасибо.
— Ну, не скромничайте.
— Пожалуй, вы правы. Уж поверьте, за этой темой, вероятно, скрываются ответы на самые главные вопросы.
— Какие же, например?
— Ну, например, вопрос жизни и смерти.
— Ха-ха! — рассмеялся Смейк. — Вы что, один из этих чокнутых алхимиков?
— Я ученый, а не шарлатан, — голос Колибриля зазвучал важно и решительно. — Я не варю вонючие зелья и не пропускаю электричество через мертвых лягушек. Я провожу измерения. Точнейшие, ювелирнейшие измерения.
— Измерения чего?
— Хороший вопрос! Фактически я измеряю то, чего больше не существует. Я измеряю исчезнувших крох.
В одном из близлежащих коридоров послышалась возня. Смейк глазам своим не верил — к нему из темноты шел сам профессор Абдул Соловеймар, бормоча что-то себе под нос. Полупрозрачная фигура Соловеймара казалась вчетверо больше, чем на самом деле. Не удостоив Смейка вниманием, эйдеит перешагнул через него и исчез в дымке под куполом. Смейк протер глаза.
— Это и впрямь был Соловеймар? — неуверенно спросил он.
— Нет. Да. Нет. В общем, и да, и нет. Это материализованный образ одной из диссертаций Соловеймара: «Использование биполярных линз при разработке различных инструкций». Она мне срочно понадобилась для теоретического раздела.
— Как, и это — диссертация? А почему она выглядит, как живой профессор?
— Диссертации умеют принимать всевозможные обличья, — пояснил Колибриль. — Все зависит от мастерства. Соловеймар — сильная личность, и диссертации похожи на него, таков уж его стиль. Ни с кем не спутаешь.
— А чем Соловеймар недоволен?
— Его диссертации пока не удалось подружиться с основными положениями моей работы, вот она и сердится. Ищет точки соприкосновения. Я же говорил вам, что мы наверняка встретим Соловеймара.
— Ясно.
— Видите ли, диссертация по большей части состоит из других диссертаций, — продолжал Колибриль. — Каждая новая диссертация — это своего рода вакханалия старых работ. Они… эээ… оплодотворяют друг друга, и на свет появляется что-то такое, чего еще никогда не было, — голос доктора звучал взволнованно.
— Да, такая наглядная демонстрация научных процессов, на мой взгляд, крайне полезна, — подытожил Смейк. — Но растолкуйте мне вот что: кто или что такое эти самые исчезающие крохи?
— Не исчезающие — они уже исчезли. По правде говоря, эти сведения для вас — ненужный балласт. Может, займемся прикладной математикой? Или биологией? Чем-то полезным!
— Раз уж начали, так рассказывайте. Не люблю бросать дело на полпути.
Колибриль снова вздохнул, на сей раз так, как вздыхает эстрадная дива, прежде чем исполнить песню на бис после продолжительных оваций.
— Так и быть, — выдавил он. — Сами напросились.
Лестницы, башни и стены вокруг Смейка завертелись, стали менять форму. Купол тоже пришел в движение. У Смейка закружилась голова, и он зажмурился. Снова открыв глаза, обнаружил, что верчение прекратилось, сам он сидит на каменной скамье в зале, похожем на аудиторию в университете, а перед ним — трибуна с кафедрой. Доктор Колибриль, облокотись на кафедру, улыбался Смейку.
— Доктор Колибриль? — спросил Смейк. — Это вы?
— Разумеется, нет, — отозвалось видение. |