— «Искука»? — предложил Смейк. — Или «наусство»?

Колибриль пропустил замечание мимо ушей.

— Главное отличие экспонатов музея от произведений искусства состояло в том, что все они, вероятно, имели практическое назначение. Каждый из этих предметов был явно для чего-то нужен. Но для чего — понять я не мог. — Возбуждение Колибриля все росло. Он размахивал руками, большие горящие глаза неистово вращались.

— Представляете, я едва не впал в отчаяние: технологии исчезнувшей крохотной цивилизации лежат буквально у меня на ладони, да только пальцы слишком толстые, не ухватить. — Колибриль презрительно уставился на свои тощие пальцы.

— Итак, мне оставалось изучать микромашины лишь в теории. Я начал оптические измерения, проводил расчеты. Пропуская эти данные через все четыре своих мозга, я постепенно понял назначение каждой из машин. А будь у меня семь мозгов, как у профессора Соловеймара! — Колибриль в отчаянии схватился за голову.

— Благодаря своим успехам в гипотетической механике, — продолжал профессор, — я выяснил, что один из этих приборов — не что иное, как доильный аппарат для инфузорий-туфелек. Другая машина вводила в транс вирус гриппа. Третья размалывала бактерии в мелкую муку. Но это все мелочи — самые интересные машины умели такое, о чем нам приходится только мечтать.

— Например?

— Все равно не поверите. Подумайте о чем-то совершенно невероятном, чего наша наука пока не достигла, и будьте уверены: те машины это умеют.

— Вот бы взглянуть, — вздохнул Смейк.

— Хотите, покажу?

— На картинке?

— Нет, по-настоящему.

Фигура Колибриля всколыхнулась, очертания исказились, профессор бледнел, становясь все более прозрачным, будто призрак. Наконец взлетел в воздух.

— Следуйте за мной, — нетерпеливо скомандовал он. Даже голос его зазвучал, как у привидения. — Не вечно же тут торчать. Вспомните, ваш бедняга-друг — совсем один на поляне.

Лекционный зал сложился, будто гигантский веер, камень, на котором сидел Смейк, и пол под ногами растворились в воздухе, и вот червякул снова парит в невесомости в громаде докторской диссертации Колибриля.

— Не отставать! — крикнул дух Колибриля, ловко свернув в один из темных коридоров.

Смейк поспешил следом. Они мчались по бесконечно длинным коридорам, доктор то и дело неожиданно сворачивал влево, вправо, вверх, вниз. Вдруг навстречу им вылетели крохотные яркие разноцветные точки — сперва всего несколько. Огоньки тихонько гудели, жужжали, сверкали и переливались, их становилось все больше, пока Смейк не попал в самый настоящий буран ярких цветных снежинок.

— Эйдеитские духи познания, — пояснил Колибриль. — Не бойтесь, это не какая-нибудь там чертовщина, просто они так называются. Они — воплощение моей тяги к исследованию. Подобно кровеносным тельцам в системе кровообращения, духи знаний служат передатчиками в потоке мыслей. Любопытные ребята. Все хотят знать. Неутомимые. Упрямее муравьев. Трудолюбивее пчел.

Задорно хихикнув, Колибриль исчез в боковом коридоре. Смейку вдруг пришла в голову мысль: что, если он потеряет связь с доктором и заблудится в этом лабиринте? Можно ли вечно скитаться по диссертации эйдеита? Что, если они так и будут стоять на поляне в трансе, пока не умрут от голода, и от них останутся лишь два скелета? Да, но там же Румо, вспомнил Смейк.