— Теперь по существу, — Артур принялся за нотации, — Решение о книге стрёмное, и звучит весьма вызывающе. Хотя ход гениальный. Но, Марина, — Артур надменно растянул губы, — Ты хочешь писать правду? А ты её знаешь? Мы с Геннадием берегли твои нервы и столького тебе не рассказывали… Найдутся свидетели, — заметь, не я их найду, а сами они начнут тявкать, едва осознают, как это выгодно — утверждающие, что масса фактов в твоей книге замалчивается, а иные и вовсе подаются с точки зрения некомпетентного человека. Тебя заклюют попросту…

«Нет, детка, таким дырявым мизером ты меня не запугаешь», — Марина продолжала корчить из себя наивную идиотку.

— Артур, что ты такое говоришь?! — захлопала ресницами она, — Есть что-то, о чём вы мне не сообщили? Так расскажите немедленно. Это же важно!

Звезда надеялась на поддержку Рыбки. У того, как думалось звезде, было обострённо-болезненное чувство справедливости и по Марининым подсчётам, он должен был вставит своё веское: «Да, пора открыть ей глаза на происходящее». Звезда просчиталась.

— Есть, — сообщил Рыбка, учтиво, — Есть такие вещи, Мариночка. «Чем больше познаю мир, тем больше понимаю, что ничего не знаю о нём», — помнишь?

— Что ж, — Марина и не думала сдаваться, — Не хотите мне помочь? Буду писать сама. Изложу всё, как знаю. На объективность претендовать и не буду. Как тот чукча: «что вижу, о том и пою». Вы не хотите открыть мне глаза, значит буду писать вслепую. Не будете же вы возражать против моего права на собственное мнение о необходимых мерах раскрутки.

Вопреки ожиданиям звезды, мнения разделились.

— Будем, — твёрдо сказал Рыбка, — Будем, есть и были. То есть возражаем и возражали…

— Не будем, — вынес вердикт Артур, и (прямо при звезде, ничуть не стесняясь) объяснил Рыбке причины, — Чем бы дитя не тешилось… Без фактов и документов, ей всё равно никто не поверит. Как художественное произведение сгодится, но на документальную прозу претензий быть не может. Никаких вещ. доков у неё на руках нет. Ещё и в суд подадим, если слишком будет шуметь. А суд — это всегда привлечение внимания, — после этого Артур снова обратился к Марине, — Так что пиши, Мариша, что хошь. Перечить твоему творческому усердию не станем. Только, знаешь, — нехорошо это… Ты ведь подписывала договор, обещалась соблюдать наши требования… Нет-нет, про книгу — это не трбование. Это просьба просто… Обидишь ты нас этой своей книгой… — Артур неодобрительно помотал головой. Рыбка подключился, осуждающе зацокав языком. Марина намеренно не замечала напряжения. Артур продолжил: — Мой тебе скорее совет, чем наказ — не стоит этого делать. Не впутывай нас в невесть что…

— Вас — не буду. А сама впутаюсь, — твёрдо заявила звезда и демонстративно потянулась к блокноту, где добросовестно записала: «С этого момента книгу писать так, чтоб было ясно — лишь своё мнение выражаю…»

От блокнота я оторвалась одновременно со всеми. «Интересно, какие «каляки» Артур нацарапал в склерознике на этот раз?» — подумала, стараясь заглянуть врагу через плечо. Чтение чужого интима во время военного положения не казалось мне подлостью.

Дура! Не туда смотрела. Смотреть надо было в Рыбкин блокнот. «Убрать скорее!» — твёрдым почерком, совсем не подходящим для розовощекого крепыша-оптимиста, было написано там. Запись эту Геннадий сделал, едва я отказалась останавливать написание книги. Увы, об этом я узнала значительно и непростительно позже.