А ведь в точку: длинный, как гадюка.
— Быстро ходит, да сразу переломится, как на камни выскочит…
— Это крейсер, господа, — сказал Враницкий, отнимая от глаз бинокль. — Новый тип боевого корабля, созданный для нужд колониальной империи.
Очень быстроходный, хорошо вооруженный, но слабо бронированный. Предполагается, что у диких племен пушек нет, а от серьезного европейского
корабля он в два счета удерет, если увидит, что добыча ему не по зубам.
— А Китай?
— Ну какие там пушки! Голландское старье. С канонерками колониальных флотов европейских держав крейсер также расправится играючи. Вот вам
пример козырной шестерки, которая бьет туза. Охранять колонии ни у одной державы броненосцев не хватит.
— Стало быть, колониальные державы вскоре начнут строить корабли того же типа? — осведомился догадливый мичман Тизенгаузен.
— Несомненно. И Россия тоже. Я слышал, кое-что уже заложено. Но англичане успели первыми. Интересно, было бы узнать, сколько крейсеров они
намерены построить…
— Восемнадцать только этой серии, — ответил Розен, продолжая изучать вероятного противника в мощный бинокль. — Последний сойдет со стапелей
в Борнмуте через три года.
— Однако! Откуда вы только все зна… Ах, ну да, конечно, Генеральный штаб…
— Вот именно.
— А я, господа, боюсь не грядущих баталий, а сегодняшней, и не на море, а на суше, — задумчиво проговорил Батеньков. — Не отменить ли
увольнительные на берег, Леонтий Порфирьевич?
— Хорошая мысль! — поддержал Враницкий.
— Господа, господа! — запротестовал каперанг. — Давайте не думать о людях плохо. Русский матрос без причины в драку не лезет. Вы, Павел
Васильевич, накажите буянов превентивно, а всю команду перед дальним походом озлоблять не следует. Дня через три с Божьей помощью выйдем в
море. И скажите мне наконец, где его императорское высочество?
— Там же, где обычно. При нем Корнилович.
— Хоть кто-то. А Свистунов?
— Храпит у себя в каюте. Явился пьян, но к вахте проспится. Он всегда так.
— Черт знает, что у него за организм… Господин полковник, я вас прошу… постарайтесь, голубчик, чтобы цесаревич заночевал сегодня на
корвете. Так будет лучше.
Розен не удержался от гримасы. За утратой Лопухина быть нянькой при сумасбродном цесаревиче приходилось все-таки ему.
Местная публика, фланирующая на закате вдоль шеренг молодых пальм, высаженных с тщеславным умыслом превратить узенькие и кривенькие улочки
Понта-Дельгада в подобие парижских бульваров, обращала внимание на внушительную процессию. Впереди размашисто вышагивал офицер в черном
мундире русской морской пехоты. Лицо его, вероятно некогда красивое своеобразной жесткой красотой, было изуродовано косым сабельным шрамом.
Рядом с ним, отставая на полшага, торопясь и то и дело смешно подпрыгивая, семенил пожилой господин, одетый столь безукоризненно, что в
отношении его личности никто не усомнился бы: слуга, но слуга значительнейшей персоны. Тем не менее местные щеголи, а равно и смуглые дамы
в непременных мантильях, вышедшие в этот час насладиться вечерней прохладой да и себя показать, кланялись дворецкому Карпу Карповичу едва
ли не охотнее, чем Розену, — успели вызнать, кто его господин. |