Все рядовые в отряде Пестрово являлись тайными сторонниками Пугачева. В преображенском полку таковых было изначально очень немного, но листовки, крики из темноты и самое главное кровавая взбучка полученная при штурме увеличило их число и умножило их решимость. Сын казненного воеводы потихоньку собрал вокруг себя самых активных, и вот теперь вел их на дело.

В течении часа пикеты вокруг лагеря были сменены. Отстаявшие караул солдаты отправились спать, а разводящий поднялся на колокольню, выставил зажжённый фонарь в оконном проеме, глядящем на север, и начал заслонять свет полой своего плаща. Минут через пять, в ночной темноте замигал ответный огонь. Прапорщик погасил фонарь и принялся терпеливо ждать.

Ждали и часовые, напряженно вглядываясь в ночь. Наконец, где — то через час, перед ними зажглись неяркие огоньки. Тут же каждый из участников заговора запалил свечку и принялся повязывать на рукав кусок белой материи. Очень скоро из темноты, на посты часовых вышли головные отряды повстанцев. Каждый часовой тут же превратился в проводника и повел нападающих в оговоренные места.

Через полчаса все было кончено. И сам муромский лагерь и предмостные укрепления на правом берегу были захвачены без единого выстрела. Офицеров повязали прямо в постелях. Солдат пинками и прикладами подняли и построили на плацу прямо в исподнем. Так они и стояли до самого рассвета разглядывая необычную форму и головные уборы бойцов Муромского полка, окруживших плац с ружьями наизготовку.

* * *

На рассвете одиннадцатого мая, как только солнце разогнало ночную темноту на берег Оки началась высадка основных сил моей армии. Сигнал о благополучном завершении ночного дела был получен ещё затемно и караван галер, барок и лодок тотчас же тронулся вверх по реке медленно преодолевая последние километры извилистого пути. Погода стояла отличная, крестьяне по обеим берегам уже копошились в огородах. От нечего делать я разглядывал их в подзорную трубу. К моему удивлению, одна из хозяек, вытаскивала из земли… фиолетовую морковь! Я протер стекла трубы, еще раз приложился к окулярам. Нет, и правда морковка была фиолетовая. А где же оранжевые сорта? И только тут до меня дошло, что привычная по прошлой реальности, оранжевая морковь просто еще не появилась на Руси. Ее только — только вывели в Голландии.

Я и моя свита разместились на «Твери». На буксире за нами тянулась гроздь неповоротливых барок, загруженных артиллерией и это, не давало разогнаться судну. Так что к берегам Мурома «царская галера» подошла далеко не первой. Берег уже был плотно занят разнокалиберными плавсредствами. Впрочем, место для флагманского судна моя пехота оставила.

Буксирные концы барок сбросили с «Твери». Их перехватили лодки и потащили их к месту выгрузки, а галера, аккуратно отработав веслами, притерлась к свежесрубленному причалу. На бревна настила опустился трап, и я, блестя в лучах восходящего солнца короной, двинулся на берег в сопровождении Подурова, Овчинникова, ковыляющего на костылях Крылова, Соколова, Шешковского и прочих приближенных.

Алексей Касатонов, после боя при Павлово повышенный до подполковника и официально возглавивший Муромский полк, знал толк в показухе и имел некоторое время на подготовку. Поэтому в момент, когда моя нога ступила на землю раздался залп трофейных преображенских орудий на валах предмостного укрепления, а на звонницах церквей и монастырей зазвенели колокола. Строй солдат в буденовках образовал коридор и салютовал мне взятием оружия на караул. Сияющий от удовольствия Касатонов отсалютовал шпагой и громко доложил:

— Ваше императорское величество! Преображенский полк приведен к покорности. В личном составе вверенного мне полка потерь нет. У неприятеля есть несколько раненых, но не опасно. Сопротивляться пытались, — ухмыльнулся подполковник. — Все офицеры взяты под арест.