Усевшись на скамью человек отрегулировал одно зеркало так, чтобы оно бросало свет солнца на второе, с отверстием в середине. После чего прильнул к окуляру подзорной трубы и манипулируя вторым зеркалом стал посылать солнечный зайчик в сторону отмеченного ранее ориентира. Через минуту он увидел в светлом небе над линией лесного горизонта слабые но ясно читаемые ответные вспышки.

Это в районе деревни Вача в сорока верстах к северо — востоку, растянутый тремя стосаженными веревками висел воздушный шар, на котором дежурили подопечные Васьки Каина. Прильнув к визиру в центре зеркала он тщательно настроил его положение. Убедившись что связь устойчива командир отряда принялся передавать сообщение. Он знал, что его доклад будет переслан таким же гелиографом в Павлово и через час, уже расшифрованным, ляжет на стол государя.

* * *

Расплавленный воск зашипел в пламени свечи, на сложенное письмо упала первая капля. Я дождался пока на бумаге образуется целая лужица и запечатал послание собственной печатью с воющим волком. Устало откинулся на стуле, потер глаза. На сколько писем мне сегодня придется еще ответить? В папке на столе лежало с десяток документов.

— Ваня, где ты там?! — я позвонил в колокольчик. На мой зов в кабинет заглянул один из секретарей из казаков. Рыжий парень с веснушками по имени Емельян. Тезка.

— Дык, царь — батюшка, его светлость Почиталин в полки убыл — волнуясь, произнес парень — С Немчиновым жалование повез.

Вот уже Ваня и светлостью стал. Именно такое обращения я ввел при получении звании дьяка канцелярии. Вся эта эклектика с остатками старых званий из петровского табели о рангах, советскими символами в виде красного знамени, серпа и молота изрядно утомляла, а иногда и внезапно веселила, но казакам и крестьянам нравилось. У них появились собственные символы, которые они с удовольствием носили на одежде, рисовали на самодельных флагах…

— Отправь в Казань, Иоганну Гюльденштедту

— Ученому? — Емельян с любопытством посмотрел на письмо

— Лично в руки — уточнил я, отдавая послание. В нем я подсказывал профессору идею кислорода. Разумеется, делать пришлось это напустив много тумана, в обертке из «слухов»… Сам химический элемент уже выделил шведский химик Карл Шееле в 71—м году. Но он еще не успел опубликовать свое открытие, которое базировалось на прокаливании селитры с серной кислотой. Именно поэтому, в августе 74—го год получит приоритет опыт английского химика Пристли с разложением оксида ртути в герметично закрытом сосуде. Третьим в этой гонке идет француз Антуан Лавуазье, который повторно «изобретет» кислород в 75—м году.

Имелись немалые шансы обойти европейцев и застолбить за российскими учеными открытие нового газа. Достаточно было подсказать Гюльденштедту и примкнувшему к нему Фальку опыт с горением свечи в закрытой стеклянной сфере. Куда, кстати, Лавуазье через год придумает сажать живую мышь. Благодаря задыхающемуся грызуну француз показал, что дыхание — это по сути медленное горение, дающее животному энергию. При этом поглощается кислород и выделяется углекислый газ. Состав, которого тоже можно установить.

— Отправлю, царь — батюшка — поклонился Емельян — Шифровать послание потребно?

— Шли так — махнул я рукой — Ничего тайного в сем письме нет. И вот что еще…

Опыты требовали денег. Пока Гюльденштедт и Фальк работали в Казани при одной из купеческих школ — им моим указом выделили отдельный флигель для научных экспериментов. Но долго так продолжаться не могло — требовалось все поставить на правильную основу. Создание казанского университета я сейчас финансово бы не потянул — ширящаяся война пожирала все больше и больше средств, но денег дать ученым надо было.