Марии вдруг показалось, что Мистраль далеко от нее, словно он уже уехал.

— Когда же ты решил? — с трудом проговорила она, еле сдерживая слезы гнева и обиды.

— Все случилось вчера вечером. Я специально приехал, чтобы тебе рассказать.

— И когда ты вернешься? — Мария изо всех сил старалась казаться спокойной.

— Не знаю. У меня будет много работы, да и подучиться не мешает. Но я буду иногда навещать маму, а заодно и тебя повидаю, — объяснил он.

У Марии были весьма смутные представления о гоночных автомобилях, зато она отлично понимала, сколь привлекательны и опасны городские женщины. Внутренний голос подсказывал ей, что этот красивый парень, который ей так нравился, потерян для нее навсегда.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Мистраль подошел поближе и приподнял ей лицо за подбородок.

Мария вдруг стала замкнутой, холодной и безучастной. Такое с ней бывало в детстве, когда в гости приходил кто-нибудь из подружек. Она радовалась приходу подруги и была счастлива, принимая ее, но, когда та собиралась уходить, вообще переставала ее замечать, словно изгоняя отступницу из мира своих привязанностей. Вот и сейчас она решительно оттолкнула руки Мистраля от своего лица, посмотрела на переливающиеся в свете полуденного солнца кроны тополей, потом перевела взгляд на пыльную дорогу, словно видела ее впервые.

— Убирайся к черту, — сказала она холодно.

Мистраля задела эта неожиданная реакция. Он хотел объяснить, что не забудет ее, что прощается не на век, но Мария, не дав ему времени на ответ, стремительно направилась к дому. Она услышала за спиной «Мы еще встретимся, Мария!», но прошла, не оборачиваясь, через автостоянку, обогнула дом и вернулась к бабушке. Лила и Москино шли за ней, виляя хвостами.

— Он уехал, верно? — догадалась старуха, глядя на опечаленное лицо девушки. — Бог даст, вернется, — добавила она.

Мария, не сказав ни слова, поднялась к себе в комнату, закрыла дверь и, бросившись на постель, зарыдала.

3

Адель Плувен считала, что воскресный вечер пахнет счастьем. Она хлопотала на кухне, занятая приготовлением запеченной говядины, традиционного воскресного блюда в ее родном Провансе. Ее сын сидел у стола под окном, погруженный в чтение книг и журналов по автомобилизму. Телевизор на комоде транслировал в пустоту какое-то ни одному из них не интересное обозрение.

— Готово, — радостно объявила Адель. — Накрывай.

Мистраль отложил свои журналы и покрыл стол белой скатертью с типично романьольским набивным рисунком: петух, кисть винограда, кувшин. Расправив скатерть, он аккуратно расставил тарелки, приборы и бокалы.

Адель принесла на стол дымящийся глиняный горшок с мясом, гренки с сыром и аппетитный овощной салат.

— Куда пойдешь вечером? — спросила она сына.

По воскресеньям Мистраль обычно проводил вечер с друзьями, вместе с ними ходил в кино или на дискотеку. Все остальные вечера он торчал в сарае за домом, возясь с двигателем своей малолитражки.

— Побуду здесь, — ответил он, накладывая себе на тарелку нежного, вкусного мяса.

— Ты не заболел? — встревожилась Адель.

— Я бы хотел с тобой поговорить, — сказал он, не поднимая глаз от тарелки.

— Поговорить о чем? — насторожилась она. Такого предложения от сына ей никогда раньше не доводилось слышать.

— Ну, например, расскажи про mas, где ты родилась.

Адель родилась в Провансе, на ферме, где работали на виноградниках ее родители, земля и виноградники принадлежали хозяину, забиравшему половину всего урожая.