|
Капитан смерил ее критическим взглядом. - Во всяком случае, турнюр сегодня попышнее обычного, заметил он. - Я попросила бы вас, капитан, воздержаться от замечаний, задевающих личность, холодно отозвалась мама. Но капитану море было по колено. - Меня это вовсе не пугает, доверительно продолжал он. - Люблю женщин, у которых есть за что подержаться. Худая женщина в постели-совсем не то, все равно что ехать верхом без седла. - Меня нисколько не интересуют ваши вкусы в постели или вне ее, резко сказала мама. - Верно, покладисто ответил капитан. - Есть и другие места, сколько угодно. Знавал я девицу, которая была чудо как хороша на верблюде. Бедуинская Берта было ее прозвище. - Прошу вас, капитан, держите про себя свои воспоминания, ответила мама, лихорадочно ища глазами Ларри. - Я думал, вам это будет интересно. Спина верблюда-не самое удобное место, тут требуется навык. - Меня не интересуют навыки ваших знакомых женского пола. А теперь извините, мне надо пойти заняться столом. Все новые экипажи под цоканье копыт подкатывали к нашему крыльцу, и все новые машины исторгали гостей из своего чрева. Комнаты наполнялись причудливым собранием приглашенных. В одном углу Кралевский - этакий озабоченный горбатый гном-рассказывал Лене про свое знакомство с Гудини. - “Гарри, говорю я ему, мы ведь были близкие друзья, -Гарри, посвяти меня в любые секреты по твоему выбору, я никому не открою. На моих губах печать молчания”. Кралевский глотнул вина и поджал губы, показывая, как они были запечатаны. - В самом деле? - отозвалась Лена безо всякого интереса. - Да, в певческом мире совсем по-другому. Мы, артисты, охотно делимся своими секретами. Помню, как Крася Тупти сказала мне: “Лена, у тебя такой восхитительный голос, что я не могу слушать без слез. Я научила тебя всему, что умела сама. Ступай, неси миру факел своего таланта”. - Янек тому, что Гарри Гудини был такой уж скрытный. - сухо произнес Кралевский - Я не знал более щедрого человека. Представьте, он даже показал мне, как распилить женщину пополам. - Боже мой, это, наверно, очень любопытно-быть разрезанной пополам. - задумчиво сказала Лена. - Вообразите: одна половина беседует с епископом, а у второй в это время роман в соседней комнате. Вот потеха! - Это всего лишь иллюзия, объяснил Кралевский, зардевшись. - Как и вся наша жизнь, с чувством произнесла Лена. - Как и вся наша жизнь, друг мой. От столиков, где стояли напитки, доносились пьянящие звуки. Хлопали пробки шампанского, и светлая влага цвета хризантемы наполняла фужеры, весело шипя пузырьками; крепкое красное вино, густое, как кровь мифического чудовища, с бульканьем лилось в кубки, покрываясь витиеватым узором из розовых пузырьков; холодное белое вино, мерцая брильянтами и топазами, звонкой припрыжкой устремлялось в бокалы. Прозрачная, чистая анисовка напоминала безмятежное горное озерко, но вот в нее доливают воду, и в рюмке, точно по мановению волшебной палочки, рождаются мутные вихри, сгущаясь в летнее облачко цвета лунного камня. Затем мы перешли в помещение, где нас ожидало великое обилие яств. Бывший дворецкий короля, тщедушный, как богомол, командовал крестьянскими девушками, занятыми сервировкой. Спиро, сосредоточенно хмуря брови, старательно разрезал птицу и окорока. Кралевского притиснула к стене могучая, как у моржа, туша Риббиндэйна; пышные усы полковника нависали шторой над его губами, а выпученные глаза сверлили Кралевского парализующим взором. |
