Солдаты обвиняли своих начальников и угрожали им. Но Автарит не боялся
показываться. С несокрушимым упрямством варвара он по двадцать раз в день
направлялся вдаль, к скалам, каждый раз надеясь, что, может быть, глыбы
сдвинулись с места. Раскачивая свои тяжелые плечи, покрытые мехом, он
напоминал своим спутникам медведя, выходящего весной из берлоги, чтобы
посмотреть, растаял ли снег.
Спендий, окруженный греками, прятался в одной из расселин скал; он был
так напуган, что распустил слух о своей смерти.
Все страшно отощали, кожа их покрывалась синеватыми пятнами. Вечером
девятого дня умерло трое иберов.
Их спутники в испуге убежали. С умерших сняли все одежды, и обнаженные
белые тела остались лежать на песке под лучами солнца.
Тогда вокруг них медленно стали бродить гараманты. Это были люди,
привыкшие к жизни в пустыне и не почитавшие никакого бога. Наконец,
старший из них сделал знак; наклонясь к трупам, они стали вырезать ножами
полосы мяса и, сидя на корточках, ели мертвечину. Другие, глядя на них
издали, кричали от ужаса; многие, однако, в глубине души завидовали их
мужеству...
Среди ночи несколько человек подошли к гарамантам и, скрывая, как им
этого хочется, попросили дать лишь маленький кусочек, по их словам -
только, чтобы испробовать. Более смелые последовали за ними, число их
увеличивалось, и вскоре собралась целая толпа. Но почти все, почувствовав
на губах вкус этого холодного мяса, опустили руки; некоторые же ели с
наслаждением.
Для того, чтобы увлечь своим примером других, они стали уговаривать
друг друга. Те, которые отказывались вначале, теперь шли к гарамантам и
уже не возвращались. Они жарили на углях куски мяса, насаженные на острие
копья, посыпали их вместо соли пылью и дрались из-за лучших кусков. Когда
три трупа были съедены, все взоры устремились в даль равнины, ища глазами
новую добычу.
Но тут они вспомнили о карфагенянах, о двадцати пленниках, взятых при
последнем столкновении; до сих пор их никто не видел. Они исчезли; к тому
же это была местью. Потом, так как нужно было жить, вкус к этой пище уже
привился, а иначе они умерли бы с голоду, - стали резать носильщиков воды,
конюхов, всех слуг наемников. Каждый день убивали по несколько человек.
Некоторые ели очень много, окрепли и повеселели.
Но вскоре некого стало употреблять в пищу. Тогда принялись за раненых и
больных. Ведь все равно они не могли выздороветь, не лучше ли избавить их
от мучений? И как только кто-нибудь шатался от слабости, все кричали, что
он погиб и должен служить спасению других. Чтобы ускорить их смерть,
прибегали к хитростям; у них крали последние остатки страшного пайка, на
них точно нечаянно наступали ногой. Умирающие, притворяясь сильными,
пытались протягивать руки, подниматься, смеяться. Лишившиеся чувств
просыпались от прикосновения зазубренного лезвия, которым отпиливали у них
части тела. Потом убивали просто из жестокости, без надобности, для
удовлетворения своей ярости. |