Изменить размер шрифта - +
  Наконец,  однажды  он  увидел  на
горизонте копья и пошел следом за  ними;  ум  его  помутился  от  ужаса  и
страданий.
   Возмущение солдат, сдерживаемое,  пока  он  говорил,  разразилось,  как
буря; они хотели тотчас же уничтожить охрану вместе с суффетом. Некоторые,
однако, воспротивились, говоря, что нужно выслушать суффета и, по  крайней
мере, узнать, заплатят ли им. Тогда все стали кричать:
   - Наше жалованье!
   Ганнон ответил, что привез деньги.
   Все бросились к аванпостам  и  при  участии  варваров  поклажу  суффета
привезли в лагерь; не дожидаясь рабов, они  сами  развязали  корзины;  там
оказались одежды из фиолетовых тканей, губки, лопаточки  для  почесывания,
щетки, благовония, палочки из  сурьмы,  чтобы  подводить  глаза;  все  это
принадлежало конной  охране,  людям  богатым  и  изнеженным.  Среди  клади
оказался  также  большой  бронзовый  чан,  навьюченный  на  верблюда:   он
принадлежал суффету, который брал  в  нем  ванны  во  время  пути.  Суффет
принимал всякие предосторожности, заботясь о  своем  здоровье;  он  вез  в
клетках даже ласок из Гекатомпиля, которых сжигали живыми для изготовления
лекарственного питья. А так как болезнь Ганнона вызывала большой  аппетит,
то он взял с собою много съестных припасов и вина, рассолы, мясо и рыбу  в
меду, а также горшочки из Коммагена, наполненные топленым  гусиным  жиром,
покрытым снегом и рубленой соломой. Таких горшочков припасено  было  очень
много, их находили в каждой корзине, которую развязывали, и  это  вызывало
каждый раз взрыв смеха.
   Что же касается жалованья наемникам, то оно  наполняло  не  более  двух
плетеных корзин; в одной из них оказались даже кожаные кружочки,  которыми
Республика пользовалась, чтобы тратить поменьше звонкой  монеты;  и  когда
варвары очень этому удивились, Ганнон объяснил, что ввиду трудности счетов
старейшины не успели еще рассмотреть их и пока посылают вот это.
   Тогда наемники стали бить и опрокидывать все,  что  попадалось:  мулов,
слуг, носилки, провизию, поклажу. Они брали пригоршнями деньги из мешков и
побивали ими Ганнона. Он с трудом сел на осла и, уцепившись за его шерсть,
пустился в бегство, рыдая, вопя, изнемогая от тряски и призывая на  войско
проклятие всех богов. Широкое ожерелье из  драгоценных  камней  прыгало  у
него на груди, подскакивая до ушей. Он придерживал  зубами  длинный  плащ,
который волочился за ним, а варвары кричали ему издали:
   - Убирайся, трус! Боров! Клоака Молоха! Улепетывай  со  своим  золотом,
своей заразой! Скорей! Скорей!..
   Охрана его скакала за ним в полном беспорядке.
   Но бешенство варваров не утихало. Они вспомнили, что несколько  человек
из  войска,  ушедшие  в  Карфаген,  не  вернулись:  их,  наверное,  убили.
Несправедливость карфагенян  приводила  их  в  неистовство,  и  они  стали
вырывать шесты палаток, свертывать плащи,  седлать  лошадей;  каждый  брал
свой шлем и копье, и в одно мгновение все было готово к походу. У кого  не
нашлось оружия, те бежали в лес, чтобы нарезать себе палок.
Быстрый переход