Наконец, однажды он увидел на
горизонте копья и пошел следом за ними; ум его помутился от ужаса и
страданий.
Возмущение солдат, сдерживаемое, пока он говорил, разразилось, как
буря; они хотели тотчас же уничтожить охрану вместе с суффетом. Некоторые,
однако, воспротивились, говоря, что нужно выслушать суффета и, по крайней
мере, узнать, заплатят ли им. Тогда все стали кричать:
- Наше жалованье!
Ганнон ответил, что привез деньги.
Все бросились к аванпостам и при участии варваров поклажу суффета
привезли в лагерь; не дожидаясь рабов, они сами развязали корзины; там
оказались одежды из фиолетовых тканей, губки, лопаточки для почесывания,
щетки, благовония, палочки из сурьмы, чтобы подводить глаза; все это
принадлежало конной охране, людям богатым и изнеженным. Среди клади
оказался также большой бронзовый чан, навьюченный на верблюда: он
принадлежал суффету, который брал в нем ванны во время пути. Суффет
принимал всякие предосторожности, заботясь о своем здоровье; он вез в
клетках даже ласок из Гекатомпиля, которых сжигали живыми для изготовления
лекарственного питья. А так как болезнь Ганнона вызывала большой аппетит,
то он взял с собою много съестных припасов и вина, рассолы, мясо и рыбу в
меду, а также горшочки из Коммагена, наполненные топленым гусиным жиром,
покрытым снегом и рубленой соломой. Таких горшочков припасено было очень
много, их находили в каждой корзине, которую развязывали, и это вызывало
каждый раз взрыв смеха.
Что же касается жалованья наемникам, то оно наполняло не более двух
плетеных корзин; в одной из них оказались даже кожаные кружочки, которыми
Республика пользовалась, чтобы тратить поменьше звонкой монеты; и когда
варвары очень этому удивились, Ганнон объяснил, что ввиду трудности счетов
старейшины не успели еще рассмотреть их и пока посылают вот это.
Тогда наемники стали бить и опрокидывать все, что попадалось: мулов,
слуг, носилки, провизию, поклажу. Они брали пригоршнями деньги из мешков и
побивали ими Ганнона. Он с трудом сел на осла и, уцепившись за его шерсть,
пустился в бегство, рыдая, вопя, изнемогая от тряски и призывая на войско
проклятие всех богов. Широкое ожерелье из драгоценных камней прыгало у
него на груди, подскакивая до ушей. Он придерживал зубами длинный плащ,
который волочился за ним, а варвары кричали ему издали:
- Убирайся, трус! Боров! Клоака Молоха! Улепетывай со своим золотом,
своей заразой! Скорей! Скорей!..
Охрана его скакала за ним в полном беспорядке.
Но бешенство варваров не утихало. Они вспомнили, что несколько человек
из войска, ушедшие в Карфаген, не вернулись: их, наверное, убили.
Несправедливость карфагенян приводила их в неистовство, и они стали
вырывать шесты палаток, свертывать плащи, седлать лошадей; каждый брал
свой шлем и копье, и в одно мгновение все было готово к походу. У кого не
нашлось оружия, те бежали в лес, чтобы нарезать себе палок. |