- О чем же вы его просили?
- Об отсрочке.
- Отсрочка?! Зачем отсрочка?
- По закону вам положено три дня для подачи кассационной жалобы; если
ничто не заставляет суд поторопиться с приговором, рассмотрение дела может
занять от сорока до сорока двух дней.
- Так что же?
- Я попросил два месяца.
- У короля?
- Да.
- Почему два месяца?
- Мне необходимо это время, чтобы добыть доказательства вашей
невиновности.
- Я не стану подавать кассацию, Доминик! - решительно заявил г-н
Сарранти.
- Отец!
- Нет, это решено окончательно, я запретил Эмманюэлю кассировать от
моего имени.
- Отец, что вы говорите?
- Говорю, что отказываюсь от какой бы то ни было отсрочки; раз меня
осудили, я хочу, чтобы приговор был приведен в исполнение; я дал отвод
судьям, но не палачу.
- Отец, выслушайте меня!
- Я хочу, чтобы меня казнили... Спешу покончить с земными мучениями и
людской несправедливостью.
- Отец, - печально прошептал аббат.
- Я знаю, Доминик, все, что вы можете сказать по этому поводу; я знаю,
в чем вы вправе меня упрекнуть.
- Высокочтимый отец! - краснея, произнес Доминик. - Я готов умолять вас
на коленях...
- Доминик!
- А что если б я вам сказал: в глазах людей вы будете непричастны к
преступлениям и столь же чисты, как Божий свет, что пробивается сюда
сквозь прутья этой тюремной решетки...
- Вот что, сын мой: после смерти я предстану во всем блеске
невиновности, но я не стану просить отсрочки и не приму милости.
- Отец! Отец! - в отчаянии вскричал Доминик. - Не упорствуйте в своем
решении, ведь оно приведет к вашей смерти и повергнет меня в отчаяние, и,
возможно, из-за этого я сгублю свою душу.
- Довольно! - остановил сына г-н Сарранти.
- Нет, не довольно, отец!.. - опускаясь на колени, продолжал Доминик;
он сжал руки отца, осыпал их поцелуями и омыл слезами.
Господин Сарранти попытался отвернуться и вырвал свои руки.
- Отец! - не унимался Доминик. - Вы отказываетесь, потому что не верите
моим словам; отказываетесь, так как вам взбрело в голову, что я прибегну к
уловке, дабы оспорить вас у смерти и прибавить вам два месяца жизни, такой
благородной и полной, а вы чувствуете, что можете умереть в любую минуту и
умрете в глазах Верховного Судии во цвете лет и как герой.
Печальная улыбка, свидетельствовавшая о том, что Доминик попал в точку,
мелькнула на губах г-на Сарранти.
- Так вот, отец, - сказал Доминик, - клянусь, что слова вашего сына не
пустой звук; клянусь, что здесь, - Доминик прижал руку к груди, -
доказательства вашей невиновности!
- И ты их не представил на суде! - изумился г-н Сарранти, отступив на
шаг и недоверчиво глядя на сына. - Ты позволил вынести своему отцу
приговор, осудить его на позорную смерть, имея вот здесь, - он указал
пальцем монаху на грудь, - доказательства невиновности твоего отца?!
Доминик протянул руку.
- Отец! Как верно то, что вы - честный человек и что я - ваш сын, так
же верно и то, что если бы я пустил в ход эти доказательства, спас вам
жизнь и честь с помощью этих доказательств, вы стали бы меня презирать и
еще скорее умерли бы от презрения, нежели от руки палача.
- Раз ты не можешь представить эти доказательства сегодня, как ты
сможешь сделать это позднее?
- - В этом, отец, заключается еще одна тайна, которую я не вправе вам
открыть: это тайна моя и Бога. |