Толпа, заполнившая двор префектуры, состояла из тех, кто должен был
сыграть в этом мятеже известную роль: все они явились за указаниями.
Жибасье, смолоду привыкший входить во двор префектуры в наручниках, а
выезжать в забранной решеткой карете, на сей раз испытал неподдельную
радость, чувствуя себя не арестованным, а полицейским.
Он вошел во двор как победитель, с высоко поднятой головой, задравши
нос, а его несчастный пленник следовал за ним, как потерявший управление
фрегат следует на буксире за гордым кораблем, летящим на всех парусах с
развевающимся флагом.
В толпе произошло замешательство. Все полагали, что Жибасье находится
на Тулонской каторге, и вдруг он выступает за старшего.
Однако Жибасье не растерялся: он стал раскланиваться налево и направо,
одним кивал дружески, другим - покровительственно; над собравшимися
прошелестел одобрительный шепот, и к Жибасье стали подходить старые
знакомые, выражая удовлетворение тем, что видят его в своих рядах.
Он пожимал руки и принимал поздравления, чем окончательно смутил
несчастного полицейского, так что даже пожалел его в душе.
Потом Жибасье представили старшему бригады, заслуженному
фальсификатору, который, подобно самому Жибасье, на определенных условиях,
оговоренных с г-ном Жакалем, перешел на службу полиции. Он был возвращен с
Брестской каторги; таким образом, он не был знаком с Жибасье, и тот тоже
его не знал; но, проводя время на берегу Средиземноморья, Жибасье
частенько слышал об этом прославленном старике и уже давно мечтал пожать
ему руку.
Старшина встретил его по-отечески тепло.
- Сын мой! - сказал он. - Я давно хотел с вами встретиться. Я был
хорошо знаком с вашим отцом.
- С моим отцом? - изумился Жибасье, не знавший никакого отца. - Вам
повезло больше, чем мне.
- И я по-настоящему счастлив, - продолжал старик, - узнавая в вас его
черты. Если вам будет нужен совет, располагайте мною, сын мой; я весь к
вашим услугам.
Собравшиеся, казалось, умирали от зависти, слыша, какой милости
удостоен Жибасье.
Они обступили каторжника, и спустя пять минут г-н Баньер де Тулон
получил в присутствии полицейского, совершенно оглушенного подобным
триумфом, тысячу разнообразных предложений и выражений дружеских чувств.
Жибасье смотрел на него с видом превосходства и будто спрашивал: "Ну
что, разве я вас обманул?"
Полицейский понурил голову.
- Ну, признайтесь теперь, что вы - осел! - сказал ему Жибасье.
- Охотно! - отозвался тот, готовый признать еще и не такое, попроси его
об этом Жибасье.
- Раз так, - молвил Жибасье, - я вполне удовлетворен и обещаю вам свое
покровительство, когда вернется господин Жакаль.
- Когда вернется господин Жакаль? - переспросил полицейский.
- Ну да, и я постараюсь представить ему ваш промах как чрезмерное
усердие. Как видите, я человек покладистый.
- Да ведь господин Жакаль вернулся, - возразил полицейский; он боялся,
как бы Жибасье не охладел в своих добрых намерениях, и хотел
воспользоваться ими без промедления.
- Как?! Господин Жакаль вернулся? - вскричал Жибасье.
- Да, разумеется.
- И давно?
- Нынче утром, в шесть часов.
- Что ж вы раньше-то не сказали?! - взревел Жибасье.
- Да вы не спрашивали, ваше превосходительство, - смиренно отвечал
полицейский. |