-  Вместо того, чтобы отвезти меня в Подлипки, ты напиваешься, как, - она, наверное, хотела сказать: «свинья», но не рискнула и обошлась неопределенным эпитетом, - как не знаю кто!

    Напивался я крайне редко, за время нашего знакомства такое случилось в первый раз, и везти ее в Подлипки я не обещал.

    -  Мне не понравилось, как ты вчера грабила торговцев, - не оправдываясь, выдвинул я версию своего неадекватного поведения.

    -  Я никого не грабила! - резко ответила она. - Они сами мне все дарили!

    -  И часто тебе делают такие дорогие подарки?

    -  Часто, - буркнула она, - вставай, нам уже нужно ехать.

    -  Я никуда не поеду! То, что тебе померещилось, что отец умер, еще не повод лезть в пасть твоего ненормального отца. Тебе мало того, что он с тобой сделал?

    -  Если ты не поедешь со мной, то я поеду одна!

    Мне после вчерашнего было так муторно, что ни спорить, ни ссориться не было никаких сил, поэтому я промолчал и опять прикрыл лицо концом холстины.

    Тогда моя прекрасная подруга пошла самым проторенным путем, она заплакала. Плач был тихий и ненавязчивый. Наташа лила слезы почти беззвучно, только изредка всхлипывала и шмыгала носом. Слышать это в том состоянии, в котором я тогда пребывал, было трудно. Пьющие товарищи, страдающие похмельным синдромом, меня поймут. Я терпел, сколько мог, потом сел на наших полатях и задал вопрос, на который не бывает ответа:

    -  И чего ты плачешь?

    Как и следовало ожидать, она на вопрос не ответила, но выдвинула версию своей вселенской тоски:

    -  У меня умер папа, а я не могу с ним проститься!

    -  Откуда ты знаешь, что он умер?

    -  Оттуда! Знаю, раз говорю!

    Вопрос нужно было как-то решать. Я уже понимал, что если запутаюсь в семейных отношениях, то о моей «благородной миссии спасителя отечества» можно будет забыть. Другое дело, что пока, в начале царствования сомнительного царевича Дмитрия, никаких особых событий на Руси не происходило. Опять-таки, если верить историкам, реконструировавшим события этого времени по скудным летописным материалам и свидетельствам заезжих иностранцев.

    -  Хорошо, - скрепя сердце, сказал я, - как только мне станет лучше, я отвезу тебя к твоему покойному папе!

    -  Правда! - обрадовано воскликнула Наташа, разом забыв о слезах. - Принести тебе рассола?

    -  Принеси, - миролюбиво согласился я, зная из опыта, что лучше уступить, чем изнурять себя в нескончаемой семейной войне.

    -  Я мигом! - воскликнула она и, повернувшись на месте, так что раздулся подол нового сарафана, умчалась к квартирным хозяевам добывать огуречный рассол.

    Пока Натальи не было, я оделся, умылся, почистил зубы тайной, чтобы не смущать аборигенов непонятными действиями, зубной щеткой, разогнал Ваню за плохую ковку донца, - заведовать лошадиным хозяйством была его святая обязанность, и уныло ждал, когда мне полегчает. Лучше всего было бы полечить похмелье некоторым количеством водки, но одна мысль о жутком сивушном запахе местных спиртных напитков отвращала душу от алкоголя.

    -  Ну, что там у них нового? - спросил я девушку, когда она принесла кружку мутного рассола.

    -  Поляки по Москве безобразничают, - ответила девушка, сочувственно наблюдая, как я медленно цежу кислую, умиротворяющую внутренний пожар жидкость.