«Где-то продукты подрезал, падла, через столовку прокрутил, денежки в карман. А случись чего, решат, что тетка излишки подтибривает, – соображал Колька, скрипя зубами, – крыса. Сволочуга! И нет чтобы на толчок снести, тихо-мирно, – по своим толкает. Вот случись чего – и Тамарка прицепом пойдет, по хозяйственной линии».

Злость так и кипела – смоляная, густая, обжигающая, а вот удивления не было. От этого Вороны подобного следовало ожидать.

Перевелся он в училище в этом году, учился на одном с Колькой курсе, хотя был явно старше. Родом невесть откуда, сирота, обретался в общежитии. На первый, на второй, на какой угодно взгляд – вполне приличный парень, речь правильная, учился отлично, как будто не новое узнавал, а вспоминал пройденное. Вид у него был более чем примечательный – курчавые волосы, прямой лоб, из-под лохматых бровей зыркали хитрые умные глаза. Сам высокий, худой, мускулистый, держался необычно прямо, с каким-то подобием выправки, движения точные, быстрые, руки длинные, ловкий – в воротах отстаивал неизменно всухую. Он уже брился, одевался чисто, в комнате верховодил, сорганизовав соседей так, что их комната сияла в любое время дня и ночи. Его откровенно побаивались.

Что до Кольки, то у него при взгляде на Ворону почему-то чесались руки. Черт знает, что он такое: барин – не барин, контра – не контра… И ведь мастеровитый! Оборудовал у себя целую мастерскую, то часы ремонтировал, то что-то паял, точил по дереву, умел, как вскоре выяснилось, и бондарничать, и лудить, и в электропроводке соображал.

И все-таки – прощелыга и чуждый элемент. Никак не мог Колька отделаться от этой мысли – и вот, подтверждение. Жаль, конечно, что просто ворюга и ничего больше, но пусть лучше так.

Колька свирепо перетащил ящики куда было указано, зло принялся за чистку картошки – так получилось даже быстрее, нежели обычно. Аж руки чесались и пальцы сводило, как хотелось пообщаться с вором – и на́ те, судьба подала шанс прямо на блюде.

Тихонько стукнули в окно. Колька поднял глаза: за стеклом маячила Воронина улыбающаяся рожа. Колька повернул шпингалет, открыл фрамугу, спросил без церемоний:

– Чего надо?

– Тамара где?

– Отошла.

– Ладно. – Матвей собрался было прочь, но Колька остановил его:

– А ну стой.

Воткнул нож в чищеную картошку, спустил засученные рукава и выпрыгнул в окно. Ворона стоял – фуражка набекрень, руки в карманы галифе, большие пальцы наружу – и, склонив голову, смотрел сверху вниз, высокомерно-вопросительно.

– Отойдем, – предложил Колька, быстро осмотревшись. Никого, но место открытое.

Зашли за дровяной сарай, там был пятачок для погрузки-выгрузки, с трех сторон скрытый зарослями. И пусть листва уже порядком поредела, ее еще было достаточно. Можно не опасаться попасться кому-то на глаза.

– Ну? – подбодрил Ворона с интересом, поднимая бровь.

Колька, заложив руки за спину, прошелся перед ним туда-сюда, отбрил нарочито небрежно, растягивая слова:

– Не нукай, не запряг. Ты прекращай свои операции.

Матвей улыбнулся, не разжимая губ, спросил:

– Это какие такие операции?

– Сам знаешь какие, – вежливо ответил Николай. – Подтибрил жратву – дело твое, я тебе не прокурор. Толкай куда хочешь, а Тамару подставлять не смей. Не то и по шее можно.

Ворона не сказал, а прямо пропел ласково:

– Это от кого же? От тебя?

– Именно, – подтвердил Колька.