– Какой платформы?

– А такой. Каждый на своем месте – борись за справедливость. То, что награблено, надо отобрать и вернуть народу.

– По-твоему, воровать, чтобы раздать бедным – это правильно?

– Да, если нет другого выхода. Я никого не заставляю себе верить, сам много несправедливости видел, не могу терпеть. Не могу и не стану.

– Пропадешь. Сядешь.

– Не, больше не сяду. Чем мучиться три года, лучше раз один рискнуть – или смерть, или свобода, что-нибудь, одно из двух. Слыхал такое? – И спросил, как бы мимоходом: – Или ты сдать меня хочешь?

– Ни за что, – твердо отозвался Николай, – и раньше не сдал бы, а теперь тем более. Жизнь твоя, сам решай.

– И на том спасибо, – хмыкнул кореш.

Инвентаризация, как и следовало ожидать, прошла без претензий и казусов. После отбытия высокой комиссии ящики таинственным образом снова материализовались в кладовке, а пироги – на прилавке.

* * *

Сергей снова корпел над очередным, по всему видать, последним рапортом по делу Ревякина. И сообщать-то было нечего – не был, не состоял, не имел, не замечен, не выявлено, – и перо шло со скрипом, брызгая и сопротивляясь. Вот сейчас он закончит беспомощную свою мазню, поставит точку – и все, руки формально чисты, сделал все, что мог, дальше сами… а все ли сделал-то?

– Ты долго пыхтеть будешь над одной бумажкой? – недовольно поинтересовался Сорокин. – Давай, товарищи ждут.

– Сейчас закончу, – вяло пообещал Акимов. – Трудно, когда отчитываться не в чем.

– И не говори. Да ты не вешай нос, Сергей Палыч, нашли они уже убийцу-то.

Если бы руководство врезало сейчас гопака, лейтенант удивился бы меньше:

– То есть как? И кто он?

– Охранник с товарного состава. Почудилось дураку, что кто-то на вагон лезет – ну и пальнул.

– Это вы шутите? – после паузы уточнил Сергей.

– Я? Нет, – без тени раскаяния отбрил Сорокин.

– Охранник товарняка с «вальтером»? – тихо произнес Акимов. – Схватил за ухо, оцарапал, в упор выстрелил, прямо в сердце… одежду и документы похитил. И все с товарняка, так?

– Так.

– Николай Николаевич, как же…

По всему видать, дрогнуло сердце руководства, но виду Сорокин не подал:

– Так, товарищ оперуполномоченный. Занимайтесь своим делом. Заканчивайте рапорт и приступайте вплотную к бытовым хищениям на вверенном вам участке.

– Я своим и занимаюсь, – проговорил Акимов, сглатывая ругань. – Убит человек, фронтовик, а настоящий убийца, стало быть, может спать спокойно, нашли крайнего – и успокоились.

– Опять он за свое, – непонятно кому пожаловался Сорокин. – Сережа, учишь тебя, учишь… Ну, не плачь ты уж так-то. Неужто не ясно?

– Нет, неясно.

– Версия удобная, – напрямую заявил капитан, – удобная версия, понимаешь? Сам нашелся, сам покаялся. Надо хвататься обеими руками, чтобы, во-первых, показатели не портить…

– Ах, ну да, я и забыл, – вскинулся было Сергей, но быстро получил по шапке:

– Не зубоскаль. Во-вторых, чтобы истинный убийца знал: все успокоилось, нашли, как сам ты говоришь, крайнего – и на этом все утихло. Так он скорее проявит себя, не будет прятаться. Так, нет?

– А как проявит-то, товарищ капитан? Снова убьет кого…

– …и вот поэтому мы возвращаемся к тому, что каждый должен заниматься своим делом.