Изменить размер шрифта - +
 – Взмахнул жезлом с обочины, не остановился, пропустили – и палим по колесам. Добро? А, хорошо бегаете, молодцы, – это уже подчиненным, – готовы? Ладно-ладно, сперва отдышитесь.

– Чего там? – дыша, как запаленный, спросил Остапчук.

– Налет на продбазу, по шоссе. Постучались, сторожа связали, забрали ключи, открыли склад и перетаскали порядочно ящиков – масло, сгущенка, – в грузовик. Ну, а как уехали, он узлы распутал и позвонил нам.

– Они что, провод не перерезали? – удивился Акимов.

– Нет.

– Кулемы.

– Не знаю, – сухо отозвался Сорокин, – скоро должны появиться, тут другой дороги нет. Ваша задача: страховать орудовцев, при сопротивлении – применить силу, задержать. Не зевать, если на небо не хотите. У них стволы.

– А с чего вы взяли, что они в центр рваться будут? – спросил Саныч.

– Неважно, куда они рванут, в область тоже посты стоят, – нетерпеливо оборвал Сорокин. – Еще вопросы?

Остапчук, ерничая, поднял руку:

– Курить можно?

– Нет, – отрезал начальник.

Акимов осторожно спросил:

– А чего сторож, чудак человек, отпер чужим?

Сорокин сплюнул:

– А потому что женщина постучалась: мол, то да се, плохо, дай, дяденька, в «Скорую» позвонить.

– Вот стерва, – буркнул Саныч.

Сорокин поднял палец: тихо! Издалека послышался шум мотора, судя по звуку – полуторка. Милиционеры отошли в тень, на обочине остались орудовцы и мотоцикл. Деловитое рычание приближалось, вот уже замелькали из-за моросящего дождя подслеповатые фары. Сорокин вскинул руку, глянул на часы, кивнул: по времени, с учетом расстояния и скорости передвижения, это они.

Один орудовец двинулся, поднял жезл.

– Куда поперся? – зло шипел Сорокин. – Я же предупредил! Назад, дурак…

Орудовец, свистнув, взмахнул жезлом – и по-хозяйски вышел на проезжую часть. Мирно ехавшая полуторка вдруг прибавила ходу, вильнула в его сторону – Акимов не выдержал, зажмурился на мгновение – вот и все, вылетит сейчас к кювету темное, искореженное, мокро и мертво блестящее. Но, открыв глаза, увидел, что орудовец, цел-целехонек, поднимается на ноги и достает оружие. Грянул выстрел, второй. Неожиданно и из кабины полуторки плюнул огнем ствол – раз, другой, третий.

Сорокин, матюкнувшись, вскинул «парабеллум», подождал какое-то время, спустил курок – полуторка, только что следовавшая прямо, вдруг круто вывернула, скрежетнула жестью по столбу освещения и повисла над обочиной. Некоторое время беспомощно крутились в воздухе задние колеса, ревел мотор, вырывался выхлоп из трубы – потом машина клюнула мордой в кювет.

Когда милиционеры подоспели, один орудовец еще трещал кустами где-то в темном лесу, второй, забравшись на подножку, наполовину ушедшую в жижу, целился в кого-то в кузове.

– Дела, товарищ капитан, – подал он голос, – даже, как молодежь говорит, буза. А ты, родной, вылезай, только тихонько, без чуди. Давай, давай ручонку сюда.

– Ты с кем там сюсюкаешься? – спросил Сорокин с подозрением.

– Да вот. – Продолжая целиться, инспектор вытащил за руку лопоухого пацана в огромном картузе. Размазывая по физиономии грязь и юшку, тараща огромные глаза, он плаксиво приговаривал:

– Не я это, дяденьки, я ничего не делал, не я, не я!

– А кто? – зловеще-ласково спросил орудовец, крепко перехватывая его за грязное ухо и с наслаждением выворачивая.

Быстрый переход