Изменить размер шрифта - +
Закончил мысль специально для Акимова:

– Как дождусь гулящую, порасспрошу, выпишу – и вернусь в отделение.

– Что порасспросите? – с подозрением встряла секретарша.

– А вот это не ваше дело, гражданочка, – ласково заявил участковый и как-то по-особому вытер свой собственный нос, что дамочка обиделась не на шутку.

Оставив Рожнова налаживать отношения с обиженной гражданкой, Сергей быстро нашел дорогу и уже через четверть часа стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, около закрытой двери медпункта.

До него только сейчас дошло, что, точь-в-точь по словам начальства, в очередной раз спорол он горячку и свалял дурака: «И чего я ей скажу? Привет, не вы ли убили Дениса Ревякина? А может, помните раскосого самострела Козырева, который валялся у вас в госпитале, а потом был пущен в расход, а может, и не пущен, и вот потому я тут? Не забегал ли он к вам, часом, помянуть старое?..»

Потоптавшись и позанимавшись самоедством, Акимов решил так: просто гляну, она – не она, и скажу, что просто ошибся.

Вот, похоже на план.

Сергей отворил дверь, заглянул – и удивился крайне. Понятно, время никого не красит, особенно женщин, но даже века тяжкой жизни не смогли бы превратить стройненькую, маленькую красавицу-брюнетку в эдакое подобие огромной тучи, пусть доброй и улыбчивой, но курносой, щекастой и с таким начальственным басом:

– Заходите-заходите! Кто у нас такой скромный? Где у нас с вами не в порядке? С какого цеху?

Глянув на это луноподобное лицо, на нос, прячущийся среди круглых щек, Сергей недоуменно спросил:

– Да мне бы… э-э-э… Елизавету Петровну увидеть.

Врачиха сдвинула очки на кончик носа, отложила счеты и стопку каких-то счетов, ее симпатичное лицо исказилось комичным ужасом, она аж замахала коротенькими ручками:

– Что вы, что вы! И не думайте! Из головы выкиньте! Не отвлекайте вы ее, ради всего святого, у нее же творческий процесс!

– Какой-какой процесс?

Тетка подняла пальчик:

– Творческий, дорогой мой человек! Тут процесс прерывать нельзя, только подготовишься, только взрастишь зерно – а тут вы со своим носом!

Акимов даже обиделся: при чем тут нос? Обычный нос. Сама как вареник…

– Мы же готовимся к районному конкурсу самодеятельности. Всего три дня осталось, а мы Чехова ставим.

– «Чайку»? – криво усмехнулся Акимов, поежившись.

– А хотя бы и «Чайку», – с вызовом подтвердила тетка, – что, думаете, не потянем? С Лизой все потянем! Вы, собственно, зачем? Я сама осмотреть могу.

– И вы что же, медсестра?

– Я-то? Бухгалтер. Но в рот ложечкой влезть могу совершенно спокойно, а то и молотком по коленке стукнуть, – заверила она.

– Хорошо.

– Пустяки, это каждый может. А вот колоду тупую научить, чтобы она Нину Заречную сыграла так, что Комиссаржевской не снилось, – это талант, какой беречь надо. Согласны?

– Да, конечно, – согласился Акимов, мучительно пытаясь припомнить, кто это такие, вроде где-то слышал. Бросив это дело, решил просто притвориться простаком:

– Получается, Лиза – главная по театру?

– Именно! Редкий талант у нее людей расставлять и организовывать, прямо вожак-верховод! Вот, казалось бы, пигалица, иной раз и истеричка, да и умом не всегда блещет, – признала тетка, понизив голос, – но людей организовывать – это уметь надо. Мало таких, да. А вот, если желаете, можем с вами потихоньку глянуть… Хотите?

Все-таки не мешало бы убедиться, что Лизавета действительно – та.

Быстрый переход