| 
                                    
 Ничего? Как это – «ничего»? Вишневые сапоги с прозрачными каблуками, ридикюль – тоже вишневый. И голуби. При чем тут голуби? Ну как же при чем! Сидел тот «комсомолец» беспалый и крошки птичкам кидал, сюсюкая умиленно, как Санька давеча. Совпадение? Может быть. Но не слишком ли много этих совпадений? 
В это время, как будто всплыв на поверхность, Колька услышал, как Санька увлеченно рассказывал: 
– …ну, если честно, прямо ворюга знатный. И что думаешь – куда бы ни шел, хоть на душегубство, хоть на гоп-стоп, увидит голубя – и бац чуть ли не на коленки и ну ему крошки сыпать. Уж насмотрелся. 
– Какие крошки? – немедленно спросил Пожарский, ощущая радостную дрожь в поджилках. 
Санька глянул на него с укором: 
– Ну, слушать же надо! Я же говорю – хлебные. Любят ворюги голубей – что ты! 
– Откуда взял такое, из книжек вычитал? – с нарочитым недоверием, свысока спросил Колька. 
Расчет оправдался: Санька немедленно взбеленился и начал орать. Из хитросплетения воплей и обзывательств Колька привычно вычленил главное: 
…что повидал Санька и в деревне, и в городе голубятников… 
…что кражи среди голубятников – обычное дело… 
…что кто-то унимается, кто-то нет… 
…самые козырные валеты, и тем паче щипачи, страсть как любят вспоминать свои первые кражи, и это чаще всего – именно голуби… 
Голуби, значит. И воры. 
«Погоди, – осадил сам себя Колька, – не надо рогом упираться в то, что кажется само собой разумеющимся. Надо дождаться момента, надо выяснить все, нельзя огульно подозревать, даже распоследнюю падлу, которая… что – которая?» 
Ничего покамест путного в голове не укладывалось – каша сплошная. И внутри, в мозгах, и снаружи, вокруг, то есть – темным-темно, впереди лишь появлялись, мелькали среди мокрых ветвей еле видные фонари квартала, а перед глазами Колькиными маячил Матюха Воронин – ловкий, быстрый, улыбчивый. Живой. 
И сами собой ногти впивались в ладони, и жгуче сосало единственное желание: шею свернуть ублюдку, столкнувшему не пропащего в целом человека в адскую ненасытную пропасть. 
– Вот что, девчата. В будущий четверг вместе пойдем. И без возражений. 
– Мальчишек нет там, – встряла Светка, делая большие глаза. 
– А я в ваш курятник и не полезу, – снисходительно заверил Колька, – на стреме постою. 
– А я? – моментально заткнувшись, обиделся Санька. 
– Ну и ты, если так уж охота. 
  
* * * 
И, снова доложив свои соображения, Акимов наткнулся на непонимание. Выслушав подчиненного, Николай Николаевич прямо спросил: 
– Снова ты за свое – горячку пороть? Зачем тебе к ней ехать, особенно сейчас? 
Акимов открыл рот – и закрыл: как объяснить, когда нутром чуешь, что надо – а зачем… вот вопрос. 
– Что ты там увидеть хочешь? 
– Я, Николай Николаевич, ничего видеть не собираюсь. Не буду я светиться и говорить с ней не собираюсь. 
– Но глянуть-то любопытно? – поддел капитан. – Да ладно-ладно, что я, не понимаю – дело молодое. 
– А вдруг это вообще не она? – брякнул Сергей первое, что на ум пришло, и начальник почему-то обрадовался: 
– Вот надо бы глянуть, молодец. В самом деле, надо – но втихую. Наведайся к участковому, поговори с сослуживцами – мало ли, следок какой или ремарочка. 
Заручившись одобрением руководства и заверив, что будет крайне осторожным и сделает все возможное и невозможное, чтобы не повесить на чужое отделение лишний труп, Акимов сел в электричку и отправился в поселок Первого Мая Настасьинского сельсовета.                                                                      |