– Ох, не то слово. А что охранник с товарняка, якобы убивший Ревякина, так и сидит? – поинтересовался Акимов.

– Сидит, чего ж. А убийца Воронова – бегает, причем как бы не у нас под носом, – сохранив полное спокойствие, подтвердил Сорокин. – Видишь, оправдался расчет – бегает и не особо боится. Вот как возьмем, так и охранника выпустим. А пока: все оформить и описать. И извольте без нытья! Рапорта при отсутствии результата – самое главное.

* * *

Выдвинулись в сторону голубятни в семь ноль пять вечера. Мрачный Колька и такая же Оля, раздраженная тем, что никак не может снова войти в образ придурковатого переростка. То ли вдохновение пропало, то ли, что греха таить, поджилки тряслись. Не улыбалось ей снова встретиться с этим похабным, подлым крысюком. Судя по выражению Колькиного лица, он терзался тем же:

– Давай еще раз: не поднимайся на голубятню, поняла?

– Да сто раз уж поняла, отстань.

– Ничего, выслушаешь в сто первый. Встретились внизу, у забора, приняла крысиный яд – и ушла в быстром темпе. Поняла?

– Пожарский, я тебе сейчас по голове надаю. И так не получается ничего, и ты тут… матушки мои! Веснушки-то забыла!

Пришлось бежать обратно домой, судорожно наводить недостающие точки чернильным карандашом под удивленным взглядом мамы.

– Потом расскажу, потом, – торопливо пообещала Оля, чмокнула родительницу в щеку и сбежала вниз по лестнице.

Теперь пришлось прибавить шагу: до назначенного времени оставалось двадцать минут, а надо прийти раньше крысюка. Последние несколько сотен метров проделали уже бегом. И все-таки опоздали: на голубятне уже горел свет – то ли свечка, то ли лампа.

– Не поднимайся, – в тысячный раз напомнил Колька, нащупывая в кармане Воронин нож. – Крикни снизу, постучи, что хочешь делай, только не поднимайся.

– Интересный какой. Что же мне, орать на всю Ивановскую? Да и шум там какой стоит – не докричишься, – пробормотала Оля, ежась. Как будто ей самой хотелось туда.

– Так, отбой, идея! – прикинув что-то в уме, заявил Николай. – Ты жди у забора, отойди чуть поодаль, чтобы не под фонарем. Я сейчас.

Отодвинув доску забора, быстро и бесшумно скользнул на участок. Послышался шорох, волочение, снова отодвинулась доска, Колька высунул голову, чуть присвистнул:

– Я лестницу убрал и спрятал. Кинь камень в дверь – он услышит.

– А как же…

– Захочет – спрыгнет, тут невысоко. Или пакет сбросит. Все, я ховаться. – И скрылся.

Оля постояла несколько минут, приходя в себя и приводя дыхание в порядок.

«Спокойнее, главное – проще и спокойнее. Строй свою глупую физиономию и не вздумай возить по лицу руками – веснушки размажешь. Ну, пора», – и она отодвинула доску забора.

Лестницы не было, наверху самозабвенно ворковали поочередно голуби и их преданный любитель. Оля бросила в закрытую дверь сначала один, затем второй камушек. Наконец, она отворилась, показалась белобрысая голова:

– А, ты уже тут? Поднимайся.

– Лестницы нет.

– Как нет? А куда… ну вот. Ладно, я сейчас, тужурку надену.

Он ловко, по-кошачьи спрыгнул на землю, с удивлением осмотрелся:

– А я еще когда понял: кто-то тут лазает. Что за народ? Отвернуться нельзя, последнее стибрят. – Он потянул Олю за рукав: – Пойдем в подсобку, все там.

– Я подожду тут, – попыталась возразить она, но отказ явно не принимался:

– Пойдем, пойдем, чего мокнуть-то.