Тревогу вызывало другое – полное отсутствие света на верхней палубе.

Корпус «Сан‑Андреаса» был выкрашен в белый цвет, точнее, он был когда‑то белым, но под воздействием времени, мокрого снега, града и льдинок, приносимых арктическими ветрами, стал мрачным, грязновато‑серым. Вокруг всего корпуса шла широкая зелёная полоса. Огромные красные кресты были нарисованы по обеим сторонам судна, а также на носу и на корме. Ночью эти красные кресты освещались мощными прожекторами, а ночь в это время года царила двадцать часов в сутки. Мнение относительно необходимости этих огней было у всех разным. Согласно Женевской конвенции, такие красные кресты гарантировали безопасность от нападений противника.

Следовательно, «Сан‑Андреас» теоретически был в полной безопасности.

Находившиеся на его борту никогда не подвергались никаким нападениям противника, поэтому были склонны верить в силу Женевской конвенции. Но члены команды, которые служили на флоте ещё до того, как «Сан‑Андреас», бывший обычным грузовым судном, получил свой нынешний статус, относились к конвенции довольно скептически. Плавание по ночам освещёнными, как рождественская ёлка, было чуждо всем инстинктам людей, которые за годы службы привыкли весьма справедливо считать, что прикуривать сигарету на верхней палубе – это всё равно, что привлекать внимание блуждающей поблизости немецкой подводной лодки. Они не доверяли огням. Они не доверяли красным крестам. Но больше всего они не доверяли немецким подводным лодкам. Для такого цинизма имелись вполне достаточные основания: другим госпитальным судам, как им было известно, в отличие от них, менее повезло, но были ли нападения на них преднамеренными или случайными, никто точно не знал. В северных морях свидетелей, как правило, не оставалось. То ли из‑за деликатности, то ли из‑за понимания бессмысленности подобных вопросов члены команды никогда не обращались с ними к тем, кто, по их мнению, проживал просто в райских условиях: к докторам, медсёстрам, сиделкам и санитарам.

Стеклянная дверь по правому борту открылась, и в ходовую рубку вошёл человек с фонариком в руке.

– Капитан, это вы? – спросил Бейтсман.

– Кто же ещё? Дадут мне когда‑нибудь спокойно позавтракать? Вот ещё несколько ламп. Пойдёт?

Капитан Боуэн был жизнерадостным человеком среднего роста, начинавшим полнеть, хотя ещё и довольно крепкого телосложения, с серебристо‑белой бородой и глазами‑буравчиками. Уже давно миновал тот возраст, когда он мог уйти в отставку, но он никогда не просил отставки и не собирался этого делать, ибо и суда и команды торгового флота страдали от серьёзных потерь, и если новый корабль построить можно было довольно быстро, то не так легко было создать нового капитана, а капитанов уровня Боуэна практически не осталось.

Три дополнительные лампы давали не больше света, чем обыкновенные свечи, но и этого было вполне достаточно, чтобы заметить, как быстро, всего за несколько секунд, которые понадобились капитану, чтобы пройти расстояние от кают‑компании до рубки, его плащ покрылся снегом. Капитан снял свой плащ, в дверях стряхнул с него снег и немедленно закрыл дверь.

– У чертова генератора опять перебои, – произнёс Боуэн. Казалась, это его не особо волнует, никто и никогда не видел капитана расстроенным. – А тут ещё и кентский экран опять замигал. Ничего удивительного.