– На борту «Ариадны» подобное становится эпидемией.

* * *

– Я только что перекинулся парой слов с Евгенией, – сказал Денхольм. – Думаю, вам следует знать о нашем разговоре.

– Как я понимаю, вы говорили с нею с глазу на глаз, так?

– Да, сэр. У нее в каюте, точнее, в каюте первого помощника.

– Вы меня поражаете, Джимми.

– Сэр, мы обсуждали вопросы на чисто интеллектуальном уровне, если так можно сказать. Евгения – очень умная девушка. Учится в университете. Изучает греческий язык и литературу, древнюю и современную.

– Теперь все ясно. Два сапога пара.

– Да нет, я объяснялся только по‑английски и был уверен, что она не сомневается в том, что я не знаю ни слова по‑гречески.

– А теперь она уже в этом сомневается? Наблюдательная малышка, ничего не скажешь. Видимо, вы каким‑то образом отреагировали на ее слова, произнесенные по‑гречески, хотя по логике вещей должны были проявлять невозмутимость. Я подозреваю, что по наивности вы попались в хитрую женскую ловушку.

– Сэр, а как бы вы отреагировали, если бы вам сказали, что по вашему ботинку ползет скорпион?

– Как я понимаю, – с улыбкой произнес Тальбот, – говорила она по‑гречески. А вы немедленно поспешили проверить, так ли это. Кто угодно мог попасть в такой капкан. Надеюсь, вы не очень краснели и смущались?

– В общем‑то нет, сэр. Она оказалась чудесной девушкой. И очень встревоженной. Она хотела довериться мне.

– Да что вы? А мне почему‑то казалось, что дни, когда очаровательные девушки плачутся вам в жилетку, уже прошли.

– Мне кажется, сэр, она вас немного боится. Как и Ирен. Она желала поговорить об Андропулосе. Все, конечно, девичьи домыслы, но, похоже, девушкам просто не с кем обсудить положение. Согласитесь, это несправедливо. Как я понял, Ирен пересказала подруге свой утренний разговор с первым помощником. Оказывается, Евгении известно об этом дяде кое‑что такое, о чем его племянница даже представления не имеет. Можно мне выпить воды, сэр? Я с самого рассвета только и делаю, что пью тоник с лимоном.

– Наливайте себе сами. Короче говоря, последовали откровения.

– Даже не знаю, как это назвать, сэр. В любом случае было интересно. Оказывается, отец Евгении общается с отцом Ирен – они хорошие друзья, оба крупные бизнесмены, знают Андропулоса и считают его мошенником. Ну, это и нам хорошо известно. Мы все считаем его мошенником. Но отец Евгении, в отличие от отца Ирен, любит говорить обо всем в открытую и много чего рассказывал об Андропулосе. Евгения ничего не говорила Ирен об этом, потому что не хотела задеть ее чувства. – Денхольм допил воду и удовлетворенно вздохнул. – Оказывается, Адамантиос Спирос Андропулос патологически ненавидит американцев.

– Насколько нам известно, человек он интеллигентный, поэтому для ненависти должны быть основания.

– Они у него есть. Во‑первых, это его сын, а во‑вторых, его единственный племянник. Оказывается, он души в них не чаял. Евгения абсолютно уверена в этом. По ее мнению, поэтому он теперь так любит ее и Ирен. Испытывает чувства, которые они совершенно не разделяют.

– Что произошло с его сыном и племянником?

– Исчезли при самых таинственных обстоятельствах. И никто никогда их больше не видел. Андропулос убежден: это дело рук ЦРУ.

– ЦРУ действительно имеет репутацию – справедливую или нет, другой вопрос – организации, которая убирает тех, кого считает неугодными. Правда, обычно у нее есть к этому причины. Может, отец Евгении знает, что за причины?

– В том‑то и дело, что знает. Он убежден, что оба молодых человека были торговцами героином.