По щеке и шее потекло горячее. Несмотря на боль в месте порезов, я выскочил наружу, поводя по сторонам стволом пистолета. Рядом со мной уже топтались санитары с винтовками наперевес.
– Амба немчикам, – удовлетворенно произнес Никита, целясь в перевернутые мотоциклы из ППД. – А вы рисковый, Петр Николаевич.
Фельдшеры осматривали место взрыва, добивали фельджандармов, а я бросился назад. Но и тут моя помощь не требовалась. Юра основательно так покрошил Хорьх, на всю ленту. Машина, паря радиатором, была буквально изрешечена пулями.
– Испугался и вдарил, – простодушно пожал плечами санитар, пока я обшаривал в бинокль этот и тот берег Горыни. А ну как сейчас на стрельбу кто-нибудь пожалует? Но нет, фронт громыхал совсем в другой стороне.
– Кончай болтать, иди собери документы в машине, – у меня начался отходняк, задрожали руки.
– Да там месиво! – Юра брезгливо сплюнул.
– Сам устроил – сам лезь. На таких машинах кто попало не ездит. Видишь, на плече вон того трупа витой шнур, – я ткнул пальцем в сторону левого пассажира. – Какой-то важный чин.
– Петя, что с тобой? Ты весь в крови! – услышал я сзади испуганный возглас Веры.
Глава 11
Вера больно дернула из шеи осколок стекла, я поморщился.
– Ай!
– Терпи, тут еще несколько, – сказала она, выбрасывая на дорогу очередной кусочек.
Серьезных ран у меня оказалось аж одна штука, Вера даже наложила один шов на нее. Вид я теперь имел самый геройский и пошутил, что с этой повязкой похож на Щорса из песни, у которого голова повязана и кровь на рукаве. И в ответ получил замечание, что того, кто накладывал Щорсу из песни повязку, стоило бы расстрелять, потому как если за раненым тянется по траве кровавый след, то и повязка такая – одно вредительство.
Я стоял у открытой дверцы своего «мана» и наблюдал, как остальные мародерят поле боя. Кто-то снимал пулемёты с колясок мотоциклов и собирал остальное оружие, другие пытались достать хоть что-то ценное из останков «хорьха», а Николай под конец начал снимать с трупов фельджандармов знаки различия. У меня немного кружилась голова, самую малость – то ли отходняк после устроенной нами бойни, то ли крови потерял много.
Судьба порой такие коленца закладывает – просто любо-дорого. В Хорьхе рядом с убитым штандартенфюрером СС по имени Пауль Блобель сидел тот самый обер-лейтенант, который рассказывал нам с Ваней про грустные песни славян. Пуля из МГ Юрика выбила ему все мозги – даже в лицо было узнать трудно. Если бы не документы, что собрал санитар – так бы и не опознали.
– Товарищ лейтенант! – Юра закончил вытаскивать трупы, теперь пытался оттереть руки. – Полковник-то кучу денег вез.
Санитар еще раз смахнул ветошью размазанную по крышке кровь и открыл чемоданчик из черной кожи. В нем мы увидели пачки рейхсмарок, уложенных встык. Штук тридцать на первый взгляд, упакованные банковской лентой. Я невольно присвистнул. Таких сумм мне в своей жизни видеть не приходилось.
– Закрой и прибери пока. – я задумался. Как жизнь повернется – никто не знает, а ну как в окружении придется жить? Киевский котел будет настолько велик, что пол осени придется из него выходить.
Я посмотрел оставшиеся документы немцев. Лейтенант личным приказом фон Клейста был прикомандирован к полковнику для сопровождения в 297-ю дивизию. Вряд ли везли жалование – такими вещами занимаются интенданты, а не СС. И почему ехали без охраны? Надеялись, что дорога патрулируется фельджандармами?
– Смотри ара, – я показал документы лейтенанта подошедшему Оганесяну – Знакомый немчик?
– Не он ли на броде вам с товарищем Максимовым предлагал сдаться?
– Он самый, – я сложил бумаги в папку, добытую Юрой из недр «хорьха» и позвал проходящего мимо бойца: – Никита! Бери ребят – медиков, раненых, кто помочь сможет, трупы немцев в реку, машину с моста столкните туда же. |