Она была одна из тех княжен,

         Которые, страшась святого брака,

         Не смеют дать решительного знака

         И потому в сомненьи ждут да ждут,

         Покуда их на вист не позовут,

         Потом остаток жизни, как умеют, —

         За картами клевещут и желтеют.

115

         Но иногда какой-нибудь лакей,

         Усердный, честный, верный, осторожный,

         Имея вход к владычице своей

         Во всякий час, с покорностью возможной,

         В уютной спальне заменяет ей

         Служанку, то есть греет одеяло,

         Подушки, ноги, руки… Разве мало

         Под мраком ночи делается дел,

         Которых знать и чорт бы не хотел,

         И если бы хоть раз он был свидетель,

         Как сладко спит седая добродетель.

116

         Шалун был отдан в модный пансион,

         Где много приобрел прекрасных правил.

         Сначала пристрастился к книгам он,

         Но скоро их с презрением оставил.

         Он увидал, что дружба, как поклон —

         Двусмысленная вещь; что добрый малый

         Товарищ скучный, тягостный и вялый;

         Чуть умный – и забавен и сносней,

         Чем тысяча услужливых друзей.

         И потому (считая только явных)

         Он нажил в месяц сто врагов забавных.

117

         И снимок их, как памятник святой,

         На двух листах, раскрашенный отлично,

         Носил всегда он в книжке записной,

         Обернутой атласом, как прилично,

         С стальным замком и розовой каймой.

         Любил он заговоры злобы тайной

         Расстроить словом, будто бы случайно;

         Любил врагов внезапно удивлять,

         На крик и брань – насмешкой отвечать,

         Иль, притворясь рассеянным невеждой,

         Ласкать их долго тщетною надеждой.