26

         Да, много лет и много горьких мук

         С тех пор отяготело надо мною;

         Но первого восторга чудный звук

         В груди не умирает, – и порою,

         Сквозь облако забот, когда недуг

         Мой слабый ум томит неугомонно,

         Ее глаза мне светят благосклонно.

         Так в час ночной, когда гроза шумит

         И бродят облака, – звезда горит

         В дали эфирной, не боясь их злости,

         И шлет свои лучи на землю в гости.

27

         Пред нагоревшей сальною свечой

         Красавицы раздумавшись сидели,

         И заставлял их вздрагивать порой

         Унылый свист играющей метели.

         И как и вам, читатель милый мой,

         Им стало скучно… Вот, на место знака

         Условного, залаяла собака,

         И у калитки брякнуло кольцо.

         Вот чей-то голос… Идут на крыльцо…

         Параша потянулась и зевнула

         Так, что едва не бухнулась со стула,

28

         А Тирза быстро выбежала вон,

         Открылась дверь. В плаще, закидан снегом,

         Явился гость… Насмешливый поклон

         Отвесил и, как будто долгим бегом

         Или волненьем был он утомлен,

         Упал на стул… Заботливой рукою

         Сняла Параша плащ, потом другою

         Стряхнула иней с шелковых кудрей

         Пришельца. Видно, нравился он ей…

         Всё нравится, что молодо, красиво,

         И в чем мы видим прибыль особливо.

29

         Он ловок был, со вкусом был одет,

         Изящно был причесан и так дале.

         На пальцах перстни изливали свет,

         И галстук надушен был, как на бале.

         Ему едва ли было двадцать лет,

         Но бледностью казалися покрыты

         Его чело и нежные ланиты, —

         Не знаю, мук ли то последних след,

         Но мне давно знаком был этот цвет, —

         И на устах его, опасней жала

         Змеи, насмешка вечная блуждала.