Позавчера? Ревела на краю трещины, расколовшей этот мир.

– Вот только сегодня спустилась, – говорю я, отводя глаза.

– Понятно… – В глазах у Наташи легкое недоумение, но ее голова забита базовским дурдомом. – Так вот, Генка… Главное, ладно бы тихо у себя сидел или за речку свалил, так он же на люди лез. Вчера группа его заехала, мы думали, он угомонится, Вер Аркадьевна вообще пригрозила, что зарплату наполовину срежет, – не помогло. На тренировке разорался. Имбирь от забора отходить не хотел – ну, как всегда, ты знаешь, он же старенький, ему лень… Так Генка сначала бить его сунулся – ну, Костя не дал, – а потом давай вопить, что эту пропастину на мясо сдаст. Орал, что сам сейчас прирежет, представляешь? Прямо при туристах. При детях…

Я морщусь. Запой, видно, грандиозный: выплескивать свое кипящее говно при туристах, да только заехавших, да с детишками… Так не делают, сколько бы ни выпили. Это рефлексы.

Я вдруг вспоминаю, что Ленчик обещал уговорить Генку на охоту. Как он собирался это сделать? Генка, наверное, уже даже шевелиться не может. Неужели не знал? Ленчик – и не знал?

– И где он теперь? – спрашиваю я.

– А кто его разберет. С тренировки его Вер Аркадьевна, конечно, турнула, Костя один справился, да еще Илья подошел. Генчик еще тут побродил, а как стемнело – опять разорался, типа, Вер Аркадьевна не понимает ничего, сказал, что увольняется и вообще прямо сейчас контракт подпишет, заседлался и махнул куда-то. Туристов сегодня наверх отправить собирались, а у них конюха нет. Пришлось говорить, что слишком жарко для подъема, сейчас жара спадет, поедут в радиалку, покатаются…

– А, вот оно что, – бормочу я. – То-то они такие пришибленные.

– Ну так собрались почти, и такой облом… И главное, никто не знает, где Генка столько водки взял. Думали – может, Леня подогнал, но он клянется, что нет, что его вообще здесь не было.

– И не было, – киваю я, – я случайно знаю…

Зря я оставила Ленчика в покое и не стала расстраивать нетактичными расспросами. Позаботилась о его душевном равновесии. А он все это время оставался мелкой и скользкой сущностью на посылках…

– …и теперь нигде не могут найти, – говорит тем временем Наташа, и я выныриваю из своих мыслей: история еще не закончилась. – Ты же знаешь, какой Имочка, он от базы-то почти не отходит. На нем девчонку самую мелкую хотели отправить. Вот, полдня уже ищут, Костя поесть вернулся, сейчас опять поедет. – Наташа вздыхает. – Только… ну, сама понимаешь.

– Блин, и надо ему было именно Имбиря, – бормочу я. Горло сжимают колючие обручи, и, чтобы совсем не расклеиться, я закуриваю последнюю сигарету. Морда рыжая, хитрая, ленивая… В юности он любил прыгать, вспоминаю я. Первые пару сезонов не пропускал ни одного бревна – все перешагивали, а он перепрыгивал, и поэтому такого ласкового коня приходилось давать только туристам, уже умеющим ездить верхом.

– Может, еще найдется, – вздыхает Наташа. – Может, застрял где-нибудь или в кустах дрыхнет так, что не видно ниоткуда.

– Может, найдется, – соглашаюсь я просто для того, чтобы не было так грустно, но в памяти вертится какой-то неприятный червячок. Я хватаю его за хвост. – Помнишь, Мишка у нас один сезон работал? А потом Аркадьевна его вышибла, даже посадить хотела, но плюнула…

– Было такое, – соглашается Наташа. Потом ее глаза округляются, и я киваю. Запой, ссора с Аркадьевной, демонстративный отказ от зарплаты за последние дни; деньги и водка кончаются, но это не повод останавливаться… Мерин, которого увел и продал на мясо Мишка, тоже был очень славный.