– Что, старлей, дуба даешь?
Еще бы не давать дуба! Поднятый воротник полушубка смерзся, из носа течет ручьем, глаза слезятся. Короче, полный дискомфорт.
А спрашивающий мужик распахнул шинель с капитанскими погонами, ушанка – на затылке, руки – без перчаток. Весельчак!
– Есть немного, – с трудом разлепил я смерзшиеся губы.
– Вижу, что не сибиряк… Да разве это мороз? Побывал бы на Енисее, узнал бы цену настоящей зимы. Там она такая злая да колючая, что впору по два тулупа на себя напяливать. А здешняя зима – детская забава.
Постепенно разговорились. Как принято выражаться, обнюхались. Капитан Семен Кислицын командует погранзаставой под Болтево. Тогда название поселка ничего мне не говорило… Шайбово, Винтово, Болтево – разве мало на дальневосточных просторах жилых поселений с самыми удивительными наименованиями?
– Будешь в наших краях – заглядывай. Покажу настоящую рыбалку, когда – ни удочки, ни невода – рыба сама в лодку прыгает. Гляди ка, поезд! Надо же – всего на пару часов опоздал. Молодчага!
Действительно, похрустывая суставами, к перрону причалил заиндевевший состав. Крякнув, капитан втолкнул в тамбур огромный мешок.
– Старшина задание дал. Книги, блокноты, то, се…. Подмогнешь?
Вдвоем взгромоздили узел на багажную полку.
Спать я хотел зверски, забыл, когда удавалось высыпаться. Поэтому и забрался наверх. Веселый капитан охотно уступил мне «престижное» место. Смысл этой небывалой уступчивости стал мне понятным позже – вторую нижнюю полку облюбовала девчонка, закутанная в огромный платок. Вот Семка и принялся ее «раскутывать».
Минут десять прислушивался я к веселой возне внизу. Девчонка ахала, кокетливо смеялась, Семка настойчиво ей что то шептал. Есть же такие компанейские люди. Я всегда, будто скован. Для меня вступить в контакт с незнакомой женщиной, что пытаться оседлать тигрицу.
Кажется, не успел заснуть – растолкали.
– Перебирайся, старлей, на нижнюю полку. Из окна не дует, соседка в две дырки посапывает. А я сейчас сойду – в комендатуру нужно наведаться. Кстати, машину с заставы вызову.
Перебрался. Полка согрета, из окна не дует. Накрылся я шинелью, сапоги – под голову, шапку – на них. Слышал, промышляют в поездах ухари: проснешься – ни шапки, ни сапог.
Едва задремал – снова разбудили. Девичьи руки обняли за шею, губы – к губам.
– Проснись, милый, на следующей остановке тебе выходить … Поцелуй на прощание…
– Что?.. Кого?..
– Ой, не тот!
Подхватилась девчонка, платок – на голову, узелок – под мышку, шубейку – на плечи – только ветер по коридору.
Это она меня с Кислицыным спутала. Видно, баловалась с капитаном по высшему классу, утомилась, бедняжка, и задремала, когда мы местами поменялись.
Позавидовал я в душе удачливому капитану, попутно вспомнил Светку и принялся одеваться. Позже, мы с начальником заставы часто встречались, я рассказал ему про девичью ошибку, чем изрядно его насмешил.
Вот этот то Кислицын и подарил мне списанного с пограничной службы овчарку, носящую всем известную кличку «Джульбарс», переименованную мной в Джу…
Собака встретила меня у входа в сторожку предупредительным ворчанием. Понимай, как хочешь – или приветствие, или недовольство долгим отсутствием. Такой уж у меня пес – непредсказуемый, что ли. Почти такой же, как хозяин.
В сторожке, между двумя койками – моей и Сережкиной – самодельная тумбочка. Конечно, не чета курковским изделиям, но удобная и вместительная. На ней записка: срочно вызывают в Управление.
Почему то на память пришел Малеев. Не с его ли подачи вызов? Чекисты и не на такие фокусы способны. |