– Селеста простит. Ему важна информация.

– И все‑таки я не верю. Похоже на спиритический сеанс с медиумом для легковерных.

Это буркнул все время молчавший профессор Баумгольц.

– Я тоже не верю, – поддержал его Чаррел. – Какой‑то фокус.

– Вы слышите, я не одинок, – засмеялся Баумгольц.

– Вы, кажется, были футболистом в юности, герр Баумгольц? – вдруг спросил Рослов.

– Судьей на поле. И не только в юности. Я и сейчас член международной коллегии судей. А что?

– Ничего. Покажи им большой футбол, Селеста. Авось поверят! – Рослов выкрикнул это по‑русски.

И последнее, что он увидел, были не то удивленные, не то испуганные лица Янины и Шпагина.

20. «ИСТ‑ЕВРОПА» ПРОТИВ «ВЕСТ‑ЕВРОПЫ»

Они исчезли в зеленом тумане, яркость которого усиливалась с каждым мгновением, и какую‑нибудь секунду спустя он уже приобрел очертания футбольного поля, окруженного амфитеатром ревущих трибун. Они вздымались высоко к синему куполу неба и казались издали – а Рослова отделяло от противоположной плоскости амфитеатра более сотни метров – пестрой лентой, протянувшейся между синькой неба и зеленью полевого газона, по которому в непрерывном движении мелькали белые и черно‑желтые полосатые майки. «Броуновское движение молекул», – мысленно усмехнулся Рослов.

Сам он в черной футболке вратаря стоял, прислонившись к штанге и не тревожась за судьбу открытых ворот, – вся игра шла далеко впереди на штрафной площадке противника. Атаковала команда Рослова – белые футболки с прописной «Е» на груди: именно с этой буквы и начиналось английское слово «ист» – «восток». Даже защитники передвинулись к центру поля, стараясь предугадать направление мяча в случае ответной прострельной подачи и разрушить вовремя контратаку противника. Но полосатым футболкам с латинским «дубль вэ» на груди было не до контратаки: они едва успевали отбить мяч, посылая его без адреса то под ноги атакующих, то за боковую линию поля, откуда он снова возвращался в эпицентр урагана, бушующего у ворот «Вест‑Европы».

Рослов был не новичок на футбольном поле. В юности он стоял в воротах институтской команды, потом играл в спартаковском «дубле» и даже один сезон в основной команде; играл удачно, темпераментно, точно, и тренеры уже присматривались к «наследнику Яшина», угадывая в нем будущую вратарскую знаменитость. Но знаменитостью на зеленом поле Рослов не стал: на тренировке повредил колено, несколько месяцев провалялся в больницах, потерял два сезона и на поле уже не вернулся, поняв, что нельзя делить жизнь между наукой и спортом – и то и другое требовали полной отдачи.

Но сейчас Рослов на поле не был Рословым‑юношей, Рословым‑футболистом. Он не переживал эпизод из своего прошлого, помолодев по воле Селесты на добрый десяток лет. Он был кем‑то другим, для которого футбол был и профессией и жизнью. Вернее, в нем жили сейчас два человека, два спортсмена: один из фильма, который он видел вчера в «Спортпаласе» и о котором говорил Яне и Шпагину, другой откуда‑то из реально существующего и почему‑то известного Селесте футбольного клуба. Эта двойственность причудливо раскрывалась и в характере самого матча, в котором он сейчас принимал участие. По первому впечатлению он как будто трансплантировался из кинофильма, даже название сохранил: «Ист‑Европа» против «Вест‑Европы», матч двух сборных, двух скорее политических, чем географических лагерей. Вратаря, которого заместил Рослов, в фильме играл известный французский киноактер Ален Делон, играл умно, эффектно, но не очень профессионально «вратарски», что и подметил соображавший в футболе Рослов.