Вукчич был одним из трех знакомых мне людей, называвших Ниро Вулфа по имени. Примерно в течение года
после смерти Марко квартира пустовала, потом в нее въехал с женой и двумя детьми Феликс, который, будучи владельцем одной трети пакета акций,
управлял рестораном под попечительством Вулфа.
Без двадцати пяти час мы с Вулфом сидели за столом у окна, выходившего на Мэдисон авеню, между нами стоял Феликс – тонкий, подтянутый и
элегантный, в черном костюме и белой рубашке, готовый к встрече гостей.
– Так, значит, устрицы, – проговорил он. – Они только что поступили, самые свежие, – никогда не видел более великолепные экземпляры, – и,
конечно, много луку. Все будет готово через десять минут.
– И оладьи, – добавил Вулф. – Его зовут Филип?
– Филип Коррела. Разумеется, все знали Пьера, но Филип – лучше всех. Как я уже сказал, мне не приходилось встречать Пьера где нибудь еще, кроме
как здесь, в ресторане. Нам его будет недоставать, мистер Вулф. Хороший был человек. Трудно поверить… Прямо в вашем доме! – Феликс взглянул на
часы. – Прошу меня извинить… Сейчас пришлю Филипа.
Феликс ушел; в ресторан уже начали прибывать первые посетители.
– Ну что ж, – заметил я. – Миллионы людей также скажут: «Трудно поверить… Прямо в доме Ниро Вулфа!» Но, возможно, некоторые заявят, что поверить
в это не так уж и трудно. Не знаю, что хуже.
Вулф лишь молча и сердито посмотрел на меня. Из примерно семидесяти человек обслуживающего персонала ресторана «Рустерман» Вулф никогда не
встречал только семерых или восьмерых, поступивших на работу после того, как он оставил попечительство.
Но вот появился Филип Коррела в белом переднике и поварском колпаке.
– Возможно, вы помните меня, мистер Вулф? – спросил он. – И вы, мистер Гудвин.
– Разумеется, – ответил Вулф. – У нас однажды возник спор относительно одного специального соуса.
– Да, сэр. Вы не велели класть в него лавровый лист.
– Я почти всегда против лаврового листа. Традиции нужно уважать, но нельзя им слепо поклоняться. Слов нет, вы готовите превосходные соусы.
Присядьте, пожалуйста. Я предпочитаю, чтобы мои глаза находились с глазами собеседника на одном уровне.
– Хорошо, сэр. Хотите спросить меня о Пьере? Мы были друзьями. Настоящими друзьями. Поверьте, я горько плакал. В Италии мужчины тоже иногда
плачут. Я покинул Италию в двадцать четыре года. Познакомился с Пьером в Париже… По радио говорили, что вы нашли его мертвым. – Филип посмотрел
на меня, затем перевел взгляд опять на Вулфа. – В вашем доме. Они не сказали, почему он оказался у вас или почему его убили.
Вулф втянул носом воздух и с шумом выпустил его через полуоткрытый рот. Сперва Феликс, а теперь еще и Филип, а ведь они хорошо знали Вулфа.
– Он приходил спросить меня о чем то, – ответил Вулф. – Но я уже спал и, следовательно, не знаю, о чем именно. Вот почему мне нужны от вас
сведения. Раз вы были его другом и даже плакали, узнав о его смерти, можно предположить, что вы не против, чтобы человек, убивший его, был
пойман и наказан. Не так ли?
– Конечно, я этого хочу. Вам известно… кто убил его?
– Нет, но я собираюсь узнать. Я хотел бы сообщить вам кое о чем в конфиденциальном порядке и задать несколько вопросов. Вы не должны никому
говорить о содержании нашей беседы. Абсолютно никому. Вы можете хранить тайну?
– Да, сэр.
– Немногие так уверены в себе. А вы?
– Я уверен, что могу хранить тайну. И не сомневаюсь, что сохраню ее. |