|
А вы? - Да мне редко удается. Я ведь городской житель. - А у кого ты бываешь? - спросил Плавицкий. - Почти ни у кого. У пани Эмилии, у Бигеля, моего компаньона, да Васковского, бывшего моего гимназического учителя, большого оригинала, - вот и все. По делам приходится, конечно, и еще с разными людьми встречаться. - Никуда не годится, мой мальчик. Молодой человек обязан бывать в обществе, особенно если вхож в него по праву рождения. Ты ведь не выскочка какой-нибудь, перед тобой все двери открыты. Нет, ты послушай меня. Вот и с Марыней точно такая же история. Два года назад, когда ей сровнялось восемнадцать, отвез ее на зиму в Варшаву. Просто так это не делается, сам понимаешь, потребовались некоторые затраты и усилия с моей стороны. И что же? Сидела с пани Эмилией по целым дням и книжки читала. Как родилась дикаркой, так дикаркой и останется. Можете пожать друг другу руки. - Вашу руку! - весело воскликнул Поланецкий. - Нет, по совести - не могу! - засмеялась она. - Потому что было не совсем так. Книжки мы читали, но я часто и выезжала с папой. Натанцевалась, кажется, на всю жизнь. - Ну, не зарекайтесь. - Я не зарекаюсь, но ни капельки не жалею. - Значит, не сохранилось приятных воспоминаний. - Одно дело вспоминать, а другое - держать в памяти. - Что вы этим хотите сказать? - Память - это как огромный склад, где хранится все прошлое, а воспоминания - крупицы, которые извлекаешь оттуда. И, словно испугавшись собственной смелости, с какой она пустилась в отвлеченные дефиниции памяти и воспоминаний, Марыня залилась краской. “Мила и притом неглупа”, - подумал Поланецкий и сказал вслух: - Вероятно! Мне и в голову не пришло! И взглянул на нее с симпатией. Смущенная и вместе польщенная похвалой, Марыня и впрямь была мила. Еще сильней она покраснела, когда молодой человек продолжил самоуверенно: - Завтра, перед отъездом, надо будет попросить и для меня оставить на складе хотя бы... местечко. Но тон был шутливый, так что невозможно было обижаться. - Хорошо, но тогда и я попрошу о том же... - сказала она не без кокетства. - Ну, в таком случае и зачищу же я на свой склад, придется мне, видно, насовсем том поселиться! Для недавнего знакомства это было, пожалуй, несколько нескромно, но Плавицкий воскликнул: - Молодец! Не то что Гонтось, молчит, как воды в рот набрал. - Я привык руками работать, а не языком, - уныло отозвался молодой человек. - Тогда бери вилку и ешь. Поланецкий засмеялся, но Марыня даже не улыбнулась: ей стало жалко Гонтовского, и она заговорила о вещах более доступных. “Что это, кокетство или доброта?” - спрашивал себя Поланецкий. Размышления его были прерваны вопросом Плавицкого, вспомнившего, видимо, свою последнюю поездку в Варшаву. - Скажи, Стах, ты знаешь Букацкого? - А как же! Ведь он и мне родня, даже еще более близкая. - Мы чуть не с целым светом в родстве, буквально с целым светом! Букацкий был самым усердным Марыниным кавалером: все вечера подряд с ней танцевал. |
