Изменить размер шрифта - +

     “Я уже сделала свой выбор, и если не буду счастлива в жизни, в неискренности, по крайней мере, не смогу себя упрекнуть”, - припомнились ее

слова из письма. Только теперь он понял их значение, их трагический смысл. Пренебрегши светскими условностями, не боясь пересудов, молодая

девушка ухаживает за самоубийцей. Что это может значить? Ясно как божий день. Коповский, правда, уехал с другой, но она никогда и не скрывала о

нем своего мнения, а вместе с тем, будь ей безразличен Завиловский, не стала бы она дежурить у его постели.
     - Сдается мне, что я осел! - пробормотал Свирский.
     Но это был не единственный вывод, к которому он пришел по здравом размышлении. Тоска по Стефании, по упущенным возможностям и поздние

сожаления охватили его. “Опять дал маху, старина! - сказал он себе. - Да так тебе и надо! Хороший человек отнесся бы к ней с участием, а ты стал

возводить на нее напраслину, осуждать за любовь к дураку, за притворство, ограниченность; оговорил перед Марыней и Поланецким. Ты был

несправедлив к кроткой, несчастной девушке - и не потому, что болезненно переживал ее отказ, а потому, что уязвили твое самолюбие. Так тебе и

надо! Так и надо! Ты осел и ее не стоишь - и всю жизнь до гробовой доски будешь маяться в одиночестве, как мандрил в зверинце”.
     В упреках этих была доля правды. Стефанию он в самом деле не любил, но отказ ее задел его больнее, чем можно было ожидать. И, не в силах

совладать с разочарованием, призвал он на помощь свои общие суждения о женщинах, беря в пример панну Ратковскую, отыгрываясь на ней.
     Теперь он понял бессмысленность таких рассуждений. “Эти дурацкие обобщения ничего, кроме вреда, мне не приносили, - думал он. - Женщина,

как и все люди, - индивид, и понятие это само по себе еще ничего не означает. Есть панна Кастелли, есть Анета Основская, за последней, я

подозреваю, водятся кое-какие грешки, хотя доказательств у меня нет, - но, с другой стороны, есть Марыня Поланецкая, пани Бигель, сестра

Анжелика, Елена Завиловская, Стефания. Бедная девочка! И поделом мне! Она втайне страдала, а я злился на нее. Да мне с ней себя равнять - это

все равно, что свою трубку - с солнцем. Она десять раз права, отказав такому буйволу. Нет, лучше уеду на Восток - и баста! Таких красок, как в

Египте, больше нигде не найдешь!.. Но вот что значит женское благородство! Даже ее отказ на пользу мне пошел, это благодаря ей я убедился, что

мои теории о женщинах выеденного яйца не стоят. Пусть Елена Завиловская перед домом хоть полк драгун выставит, все равно прорвусь и выскажу этой

бедняжечке свое мнение о ней”.
     И на другой день он отправился к Завиловской. Сначала его не хотели пускать, но он так настаивал, что в конце концов добился своего. Елена,

полагая, что его привели сюда дружеские чувства и беспокойство о Завиловском, даже проводила Свирского к больному. Когда он вошел в затемненную

шторами комнату, в нос ему ударил сильный запах йодоформа, и в полумраке он разглядел забинтованную голову с торчащим вверх подбородком, а рядом

двух женщин, осунувшихся, с лихорадочным румянцем от бессонных ночей, и впрямь похожих на тени. Рот у Завиловского был открыт, из-под бинтов

виднелись опухшие веки. Он изменился до неузнаваемости и казался старше своих лет. И хотя Свирский успел к нему привязаться и, будучи человеком

отзывчивым, жалел его не меньше, чем Поланецкий или Основский, но при виде этого обезображенного лица испугался. “Эка отделал себя!” - подумал

он.
Быстрый переход