|
“Эка отделал себя!” - подумал он. - Не приходил в сознание? - тихо спросил он у Елены. - Нет, - шепотом ответила она. - А что доктора? Елена развела своими худыми руками, давая понять, что пока ничего неизвестно. - Нынче пятый день... - прибавила она вполголоса. - И температура упала, - поддержала Стефания. Свирский предложил им свою помощь, но Елена глазами указала на молодого врача. Свирский не разглядел его в темноте, - сидя в кресле возле стола, на котором стоял таз и лежала пропитанная йодоформом вата, он дремал от усталости в ожидании, пока его сменит другой доктор. - У нас их двое, - прошептала Стефания, - и сиделки из больницы, которые отлично знают свое дело. - Очень уж измученный у вас вид. - Тут речь о его жизни... - ответила она, посмотрев в сторону кровати. Свирский последовал за ее взглядом. Глаза его немного привыкли к темноте, и он лучше разглядел лицо Завиловского - застывшее, с запекшимися губами. Большое тело его тоже было неподвижно, только исхудалые пальцы шевелились, теребя одеяло. “Ей-богу, его через пару дней свезут прямиком на кладбище”, - пронеслось у него в голове, и он вспомнил своего приятеля - того, прозванного “Славянином”, над которым в свое время трунил все Букацкий; он тоже пустил себе пулю в лоб и, промучившись две недели, умер. Но чтобы не огорчать женщин, сказал прямо противоположное тому, что думал: - От таких ран или сразу умирают, или выздоравливают. Елена не ответила, только губы у нее побелели и лицо судорожно передернулось. Видимо, в глубине души она сама боялась, что Завиловский умрет, но гнала эту страшную мысль. Довольно было с нее одного самоубийства, да и нечто другое заботило, нежели только спасти жизнь Игнацию. Свирский стал прощаться. Он заранее обдумал слова, с какими обратится к Стефании, - скажет, что был к ней несправедлив, что глубоко ее уважает, предложит свою дружбу; но пред лицом этой трагедии и грозного призрака смерти, при виде этих двух несчастных женщин и этого полутрупа понял, как неуместны и ничтожны все его оправдания и как нелепо сейчас выяснять отношения. Молча поцеловал он руку Елене, потом - Стефании и, выйдя из этой обители печали, с наслаждением вдохнул свежий, не пахнущий йодоформом воздух. Его воображению художника живо представлялся Завиловский - изменившийся, постаревший лет на десять, с запекшимися губами и забинтованной головой. И несмотря на участие, его вдруг разобрала злость. - Послал к чертям и жизнь, и талант, - проворчал он, - и хоть бы что! А они, бедняжки, душу за него готовы отдать, дрожат над ним, точно листья на ветру. Он будто завидовал Завиловскому и жалел себя. “Что, старина, - говорил он себе, - небось ты бы разделался вот так с собой и своим талантом, никто не ходил бы вокруг да около на цыпочках!” Но дальнейшие его размышления прервал Плавицкий, который с ним столкнулся на углу. - Я только что из Карлсбада, - сообщил он. - Сколько там очаровательных женщин, если бы вы только знали! А сегодня вот в Бучинек собираюсь. С зятем я уже виделся и знаю от него, что Марыня здорова, но сам он что-то неважно выглядит. |
