-- Об этом не может быть и речи -- вмешался я. -- Мсье Лакла годами
старше всех нас, и не годится ему идти первым. Дело ясное -- надо тянуть
жребий.
-- Нет, -- сказал старшина, -- послушал я вас и вот что надумал. Есть
тут один, кто крепко в долгу у всех у нас, -- мы его не выдали. К тому же
все мы люди простые, чернь, а он совсем из другого теста. Шандивер
дворянских кровей, вот пускай он и идет первым.
Должен признаться, что вышеназванный дворянин не сразу подал голос. Но
выбора у меня не было. Когда я вступил в полк, меня дернула нелегкая
упомянуть о своем происхождении. Из-за этого солдаты надо мной часто
подсмеивались и величали меня "Вашей светлостью" либо "маркизом". Теперь я
должен был во что бы то ни стало сквитаться с ними, показать, на что я
способен.
Если я и заколебался на мгновение, никто этого не заметил, ибо, по
счастью, мимо как раз шла в очередной обход стража. Мы все примолкли, и тут
случилось нечто такое, от чего вся кровь во мне закипела. В нашей команде
был солдат по имени Клозель, человек весьма дурного нрава. Он был одним из
приспешников Гогла, но в то время, как Гогла всегда держался с какой-то
дикой, вызывающей веселостью, Клозель был неизменно угрюм и зол. Его иногда
звали "генералом", а иногда столь грубой кличкой, что я и повторить ее не
решусь. Пока мы все прислушивались к шагам стражи, он ухватил меня за плечо
и прошептал в самое ухо:
-- Коли не пойдешь, уж я позабочусь, чтоб тебя повесили, маркиз!
-- Разумеется, господа, я с превеликим удовольствием пойду первый, --
сказал я, едва дозор прошел. -- Но прежде надо наказать негодяя. Мсье
Клозель только что оскорбил меня и опозорил французскую армию, и я требую,
чтобы команда покарала его по заслугам.
Все как один пожелали узнать, в чем же провинился Клозель, и, когда я
рассказал, все как один согласились, что он заслуживает наказания.
Расправились с "генералом" так беспощадно, что на следующий день каждый
встречный поздравлял его с новыми "знаками отличия". Наше счастье, что он
был из тех, кто первым задумал побег и особенно горячо верил в успех, не то
он непременно в отместку выдал бы всех нас. Ну, а уж на меня-то он поистине
смотрел зверем, и я решил впредь держаться от него подальше.
Если бы я мог начать спуск в ту же минуту, без сомнения, я отлично бы
справился. Однако было уже слишком поздно -- недалеко и до рассвета. А ведь
надо было еще оповестить всех остальных. Но мало того: на мою беду,
следующие две ночи небо так и сияло звездной россыпью -- кошку и ту видно
было за четверть мили. Так что пока посочувствуйте виконту де Сент-Иву! Все
разговаривали со мною вполголоса, точно у постели больного. Наш
капрал-итальянец, который получил от какой-то торговки рыбой дюжину устриц,
принес их и положил к моим ногам, точно я был некий языческий идол; и с той
поры один вид раковины всегда несколько нарушает мое душевное равновесие. |