К тому же меня охватил страх. Если она не
придет, как буду я влачить нескончаемые, пустые дни? Разве сумею я
возвратиться к прежней жизни, находить интерес в уроках с майором, в
шахматных партиях с лейтенантом, в грошовой торговле на базаре или в
ничтожной добавке к тюремному рациону?
Проходили дни, недели; у меня не хватало мужества их считать и даже
сейчас не хватает мужества об этом вспоминать. Но вот наконец она пришла.
Наконец-то я увидел, что она идет ко мне в сопровождении юноши примерно ее
лет, в котором я тотчас же угадал ее брата.
Я встал и молча поклонился.
-- Это мой брат, мистер Рональд Гилкрист, -- сказала она, -- я
рассказывала ему о ваших страданиях. Он так вам сочувствует!
-- Я не смел надеяться на такое великодушие, -- отвечал я. -- Правда,
меж благородных людей подобные чувства естественны. Если бы нам с вашим
братом довелось встретиться на поле брани, мы бы дрались, как львы, но когда
он видит меня безоружного и беспомощного, в его душе не остается места для
вражды. (При этих моих словах, как я и надеялся, юнец покраснел от
удовольствия.) Ах, мадемуазель, -- продолжал я, -- сколько ваших
соотечественников томятся у меня на родине точно так же, как томлюсь я
здесь. Я могу только желать, чтобы каждому из них встретилась благородная
француженка, которая сострадала бы ему и тем дарила бесценное утешение. Вы
подали мне милостыню, более нежели милостыню -- надежду, и во все время,
пока вы не приходили, я этого не забывал. Не лишайте же меня права сказать
себе, что я хотя бы попытался отблагодарить вас, -- соблаговолите принять от
пленника эту безделку.
И я протянул ей льва; она взяла его, поглядела на него в замешательстве
и, увидев посвящение, воскликнула:
-- Но как вы узнали мое имя?
-- Когда имя так подходит, его нетрудно и угадать, -- отвечал я с
поклоном. -- Но, право же, здесь нет никакого волшебства. В день, когда я
поднял ваш платок, какая-то дама окликнула вас по имени, и я услыхал его и,
конечно же, сохранил в памяти.
-- Прелестная, прелестная вещица, -- сказала она, -- и я всегда буду
гордиться этим посвящением. Идем, Рональд, нам пора. -- Она поклонилась мне,
как ровне, и пошла прочь, но (готов в этом поклясться!) слегка зардевшись.
Я был безмерно рад: моя невинная хитрость удалась, Флора приняла мой
дар, ни словом не обмолвившись о плате, и, разумеется, не будет знать покоя
до тех пор, пока не воздаст мне сторицей. Не новичок в сердечных делах, я,
кроме того, понимал, что при дворе моей королевы имеется отныне мой
посланник. Быть может, этот лев вырезан неумело, но он мой. Мои руки
мастерили его и держали, мой нож, или, вернее сказать, мой ржавый гвоздь
вывел эти буквы, и, как ни были просты вырезанные на дереве слова, они не
устанут повторять ей, что я благодарен ей и очарован ею. |