Энтот, как его – черт! Бес, стало быть.
– Не может быть! – ляпнула Орланда первое, что пришло в голову.
– Как это не может? Черт, говорю, христианский, ваш то есть! Бес еще именуется.
– А может сатир или сильван? – робко спросил Кар.
Пейзанин укоризненно посмотрел на него.
– Ты, девчонка, помалкивай! Раз говорю черт, значит черт! Святых сильванов и сатиров тут уж лет сто двадцать не было! Как указ августа Магнуса Великого вышел, где сказано, что сатиров не бывает, они и ушли, обиделись, стало быть.
Орланда припомнила, что такой указ действительно был.
Птолемей Тридцать Седьмой Магнус в богов не верил, вообще ни в каких, и поэтому издал декрет об отсутствии нечистой силы (за что, говорят, и был утоплен во время купания морскими нимфами).
– Опять же по-нашему говорит плохо, ругается непонятными словами, вино не очень любит, а все больше пиво хлещет, вон как он, – неодобрительный жест в сторону Будри.
Толстый лех чуть не подавился и воинственно встопорщил усы. Лишь властный взгляд Кара заставил оскорбленного пана успокоиться.
– А он еще и разговаривает у вас? – изумилась Орланда.
– Разговаривает, – недовольно подтвердил гость. – Особливо с девками, перед тем как того… А козами и овцами брезгует – не сатир, стало быть. Сатир, как старики рассказывали, если, положим, идет пастушка со стадом, то он пастушку не тронет, а вот козочек попортить может. Святость блюли, с людьми не якшались.
Пафнутий благочестиво всхлипнул.
– Мы уж и не знали, что делать, но, слава богам, наш кузнец Адриан раньше плавал на ваш Святой остров, на Кандию то есть. И знает, что да как. Он-то и сказал, что надобно против энтой скотины христиан скую магию употребить. А уж мы не обидим, – пообещал староста. – Двадцать денариев дадим, если вы его прогоните! Всем обчеством собирали.
Орландина начала подбирать выражения, чтобы указать, куда именно надо засунуть денарии почтенных земледельцев, но сестра, вдруг порывисто вскочив, перекрестилась и задала вопрос, заставивший амазонку выматериться про себя.
– Ну и где этот ваш черт? Рассказывайте!
– Сестра, ты бы не ходила, – вновь повторила Орланда, когда они прошли с полмили по лесу. – Ты ведь некрещеная, стало быть, дьявол для тебя опаснее…
– Ну да, – небрежно отмахнулась амазонка. – Мою сестру всякая нечисть рвать будет, а я в кустах отсиживаться?
– Бесу не страшен меч…
– Ты говорила уже. А я скажу – раз он девок портит, значит, есть чем. А раз есть чем, то, стало быть, это и отрезать можно. Надо еще посмотреть, так ли страшен ваш черт христианский, как вы его малюете.
Поняв, что толку не добьешься, Орланда смирилась.
И то ладно, что еле уговорила Кара с Будрей в деревне остаться. Юный царь так и рвался на бой с нечистью. Леха на подвиги тянуло гораздо меньше, но, как истинный шляхтич, он не мог допустить, чтобы прекрасные паненки шли одни ночью в темный лес. Только доводы Орландины, в два счета доказавшей, что пользы от них будет не так много, убедили парней (от «доказательств» амазонки у Будри еще долго будут болеть поясница и ушибленная рука).
Оставалось надеяться, что при виде честного креста бес убежит обратно в преисподнюю. |