Изменить размер шрифта - +
Этак, знаешь, cette belle bravoure de gentilhomme [этой прекрасной храбрости дворянина], -- не может быть.

   -- Да они и не понимают этой храбрости, -- сказал Праскухин.

   -- Ну что ты говоришь пустяки, -- сердито перебил Калугин, -- уж я видел их здесь больше тебя и всегда и везде скажу, что наши пехотные офицеры хоть, правда, во вшах и по десять дней белья не переменяют, а это герои, удивительные люди.

   В это время в комнату вошел пехотный офицер.

   -- Я... мне приказано... я могу ли явиться к ген... к его превосходительству от генерала NN? -- спросил он, робея и кланяясь.

   Калугин встал, но, не отвечая на поклон офицера, с оскорбительной учтивостью и натянутой официальной улыбкой спросил офицера, не угодно ли им подождать, и, не попросив его сесть и не обращая на него больше внимания, повернулся к Гальцину и заговорил по-французски, так что бедный офицер, оставшись посередине комнаты, решительно не знал, что делать с своей персоной и руками без перчаток, которые висели перед ним.

   -- По крайне нужному делу-с, -- сказал офицер после минутного молчания.

   -- А! так пожалуйте, -- сказал Калугин с той же оскорбительной улыбкой, надевая шинель и провожая его к двери.

   -- Eh bien, messieurs, je crois que cela chauffera cette nuit [Ну, господа, нынче ночью, кажется, будет жарко], -- сказал Калугин, выходя от генерала.

   -- А? что? что? вылазка? -- стали спрашивать все.

   -- Уж не знаю -- сами увидите, -- отвечал Калугин с таинственной улыбкой.

   -- Да ты мне скажи, -- сказал барон Пест, -- ведь ежели есть что-нибудь, так я должен идти с Т. полком на первую вылазку.

   -- Ну, так и иди с Богом.

   -- И мой принципал на бастионе, стало быть, и мне надо идти, -- сказал Праскухин, надевая саблю, но никто не отвечал ему: он сам должен был знать, идти ли ему или нет.

   -- Ничего не будет, уж я чувствую, -- сказал барон Пест, с замиранием сердца думая о предстоящем деле, но лихо набок падевая фуражку и громкими твердыми шагами выходя из комнаты вместе с Праскухиным и Нефердовым, которые тоже с тяжелым чувством страха торопились к своим местам. "Прощайте, господа". -- "До свиданья, господа! еще нынче ночью увидимся", -- прокричал Калугин из окошка, когда Праскухин и Пест, нагнувшись на луки казачьих седел, должно быть, воображая себя казаками, прорысили по дороге.

   -- Да, немножко! -- прокричал юнкер, который не разобрал, что ему говорили, и топот казачьих лошадок скоро стих в темной улице.

   -- Non, dites moi, est-ce qu'il y aura veritablement quelque chose cetle nuit? [Нет, скажите: правда, нынче ночью что-нибудь будет?] -- сказал Гальцин, лежа с Калугиным на окошке и глядя на бомбы, которые поднимались над бастионами.

   -- Тебе я могу рассказать, видишь ли, ведь ты был на бастионах? (Гальцин сделал знак согласия, хотя он был только раз на четвертом бастионе). Так против нашего люнета была траншея, -- и Калугин, как человек неспециальный, хотя и считавший свои военные суждения весьма верными, начал, немного запутанно и перевирая фортификационные выражения, рассказывать положение наших и неприятельских работ и план предполагавшегося дела.

   -- Однако начинают попукивать около ложементов. Ого! Это наша или его? вон лопнула, -- говорили они, лежа на окне, глядя на огненные линии бомб, скрещивающиеся в воздухе, на молнии выстрелов, на мгновение освещавшие темно-синее небо, и белый дым пороха и прислушиваясь к звукам все усиливающейся и усиливающейся стрельбы.

   -- Quel charmant coup d'œil! [Какой красивый вид!] a? -- сказал Калугин, обращая внимание своего гостя на это действительно красивое зрелище. -- Знаешь, звезды не различишь от бомбы иногда.

Быстрый переход