Покончив с постелью, Гарри отправился на поиски туалета, будучи почти уверен, что найдет нечто непотребное. К его удивлению, душевые и туалетные комнаты вполне соответствовали американским стандартам гигиены. В конце барака, за стеклянной перегородкой сидел надзиратель.

Вернувшись на свое место, Гарри сел на нары, обхватил голову руками и застыл в такой позе на несколько часов.

- Эй, брат, - окликнул его пожилой китаец с соседних нар.- Ты бы ложился спать. Подъем-то у нас в пять утра.

- Курить ужасно хочется, - пожаловался Гарри.- А сигареты они отобрали.

- Нет-нет-нет! - испуганно замотал головой китаец. - Курить здесь нельзя. У них с этим строго. Придется отвыкать.

- Дурак! - пробормотал по-русски Гарри. - Ты решил, что я сюда на всю жизнь пожаловал. - И снова по-английски спросил: - Какого черта в такую рань поднимают?

- У них одна столовая на весь лагерь. Кормят в две смены. Кто отказался работать - идет в первую, - ответил тот и повернулся на другой бок, давая понять, что разговор окончен.

Уснуть Гарри так и не удалось. Хотелось есть. Хотелось курить.Узкие жесткие нары только мучили и раздражали. Вместо подушки он подложил под голову полотенца и чистые комплекты белья, но и это не спасало. Спать ему не давали не столько внешние неудобства, сколько злость и тяжелые мысли. Под утро, когда  глаза его наконец начали слипаться, грубый резкий голос возвестил подъем. Шатаясь и матерясь, забыв взять полотенце, он побрел за всеми в туалетно-душевой отсек. Китаец подсказал ему, что на сборы отводится всего 20 минут и совсем не обязательно стремиться с утра попасть в душ, так как времени у них тут, хоть отбавляй, а душевые всегда в их распоряжении.

Обитателей барака строем погнали в столовую. Солнце еще не встало. Гарри поежился от ночного холода. Чувство голода прошло. Безумно хотелось спать. Завтрак оказался обильным и, судя по виду, вкусным, но он не привык так рано есть и практически ни к чему не притронулся. Их строем вернули обратно. Сетчатые ворота снова с грохотом захлопнулись. Не раздеваясь, он свалился на нары и мгновенно вырубился.

Проснулся Гарри от того, что китаец тормошил его за плечо. Со злости он чуть не двинул его в челюсть.

- Отвяжись, узкоглазая образина! -  рявкнул он с просонья, к счастью, по-русски.

- Вставай, брат, - сказал китаец. - Час прогулки. Всего один час. Потом жалеть будешь, если не пойдешь.

Гарри, как мешок, сполз с нар. Лицо у него так отекло, что определение “узкоглазая образина”сейчас больше подходило ему самому. Из барака он вышел последним. Ярко светило солнце. Было жарко. Теперь он мог уже повнимательнее осмотреться и составить себе представление, куда угодил. Бараков-ангаров, расположенных попарно и изолированных друг от друга, было больше дюжины. Территория  лагеря оказалась благоустроенной настолько, что ей мог бы позавидовать любой дом отдыха советского периода. Здесь было много зелени, деревьев, ухоженных, аккуратно подстриженных газонов. Для любителей активного отдыха - несколько спортивных площадок. Для предпочитающих духовную пищу - библиотека. Здесь же, на территории, как ему рассказали, был банк, где обитатели лагеря могли снять со своего счета деньги. И магазин, где они могли эти деньги потратить - на что угодно, только не на сигареты! А так же имелся клуб, медпункт и церковь, в которой проводились службы для всех религий.

Гарри мерил шагами тенистую аллею, угрюмо глядя себе под ноги.

- Ты армянин? - услышал он вопрос, заданный по-армянски.

И, не поднимая головы, также угрюмо буркнул:

- Что надо?

- Новенький?

- Угу.

- Присаживайся, поболтаем.

- О чем нам болтать.

Он, наконец, поднял голову.