Я снова закатил глаза, обхватил голову руками и даже отчаянно замычал.

Негромко, но с чувством. Потом разочарованно покачал головой.

– Вот убейте, не припомню, что он там говорил…

– Если бы здесь был Серега, он бы вам ответил: «Обязательно убьем, если не вспомните», – улыбнулся Панченко. – Ага, а вот, кстати, и он…

Хмурый Серега с шумом ворвался в квартиру.

– Темно уже, а я фонарик забыл дома, – пожаловался он. – Спичками светил, да только ни черта не разглядеть. Надо забирать эту тачку на тщательный осмотр.

– Хорошая идея, – одобрил Панченко. – Но это в следующий раз. – Он закрыл папку. – Время позднее, меня жена заждалась, у младшего сына уроки проверить надо…

– Он не раскололся? – метнул на меня стремительный взгляд Серега.

– Пока держится, – усмехнулся Панченко, поднимаясь с дивана. – Да ты не кати бочки на Константина Сергеевича. У него тоже есть заслуги перед правоохранительными органами.

– Ну‑ну, – недоверчиво пробормотал Серега. Моя персона явно не внушала ему доверия.

– У меня даже есть знакомые в Управлении, – не слишком уверенно похвастался я. Вроде того как остановленный гаишником водитель начинает придумывать себе родственников, работающих в госавтоинспекции.

– В вытрезвителе, что ли? – сострил белобрысый и сам же рассмеялся.

– Не в вытрезвителе, дурак, а в отделе кадров, – тихо сказал я, когда дверь за гостями закрылась. – И мне сообщили по секрету, что с завтрашнего дня всех белобрысых идиотов будут увольнять. Ты под номером один в этом списке, Серега.

Впрочем, я забыл про белобрысого уже через минуту. Меня занимало другое. Я встал под душ и стал медленно закручивать кран с горячей водой, пока не перекрыл ее совсем. После этого я выдержал секунд двадцать и с диким воплем выпрыгнул на кафель.

Затем последовали две чашки крепкого кофе. И тогда я попытался вспомнить все – от начала и до конца.

5

Черта с два. Последовательной цепочки слов и событий у меня не получилось. Так, отдельные эпизоды. Начало и конец каждого тонули в густом тумане. Все равно, что смотришь фильм не целиком, а десять минут из начала, десять минут из середины и десять минут финала. А потом твоей фантазии предоставляется широкий простор для придумывания связей между увиденными кусками. Моя фантазия куда‑то отлучилась по делам, и между воскрешенными в памяти эпизодами оставались большие вопросительные знаки. И я ничего не мог с этим поделать.

Все начиналось с фразы:

– Чего уставился, рожа?

Вопрос адресовался мне – Под рожей, как нетрудно догадаться, также подразумевался я. Но в тот момент мне непросто было до такого додуматься. Я сидел за столиком в дальнем углу бара и чувствовал легкое покачивание, словно на прогулочном теплоходе. Топливом для этого теплохода послужили двести граммов водки (охлажденная «кристалловская») и несколько стаканов розового грузинского вина. Не так уж много. Но мне хватило. Я чуть навалился грудью на стол, глупо улыбался и смотрел прямо перед собой. Потому что сил повернуть шею в сторону не было. Да и смысла в поворотах не было. Я все равно не соображал, что именно вижу перед собой. Это и сыграло со мной шутку. Для кого‑то смешную, для меня – нет.

В баре (я и вправду не помнил его названия, а также обстоятельств, которые занесли меня именно в это заведение) было людно, и я еще удивлялся, почему за мой столик никто не подсаживается.