– Какая разница? Теперь мертвы они оба.

– Вот именно. Пока – только они. И я не хочу, чтобы этот дуэт превратился в трио. У меня полно дел. Я еще не насладился жизнью. Поэтому я закрою рот и не скажу вам ничего. И более того – посоветую вам сделать то же самое. То, что тогда случилось… Кожухов может называть это омерзительным, но так было нужно сделать. И мы это сделали. Все разговоры, все расследования уже ничего не изменят. Поэтому просто забудьте об этом, Константин. Скажите Ольге Петровне, что ничего не нашли. Пусть и она забудет.

– Мне кажется, что смерть мужа и сына – не такие вещи, которые можно забыть.

– А жаль… Все было бы значительно проще, если бы это можно было сделать. Давайте закончим на этом нашу беседу, – предложил Булгарин. – Вы добились своей цели, вы испортили мне настроение. Я хочу закончить.

– Пожалуйста! – Я поднялся со стула. – Так, значит, Николай Николаевич запретил писать вам мемуары? Булгарин дернулся как от удара током.

– Что? Какие мемуары?

– Я к тому, что Николай Николаевич запретил вам разглашать информацию.

А какие могли бы получиться Мемуары! Сейчас это очень модный жанр…

– Возможно, возможно, – заторопился Булгарин, выпроваживая меня из кабинета. – Если хотите, мы можем встретиться еще раз, скажем, завтра, в более уютной обстановке. Здесь неподалеку есть частный клуб, там прекрасная рыбная кухня… Я угощаю вас как гостя столицы. И вообще, – произнес он уже в дверях. – Я не знаю, что вам наговорили Леонов или Кожухов… Лично я там имел очень скромную роль. Я не сделал ничего такого, чего можно было стыдиться. Честное слово. У меня нет таких воспоминаний, которые надо заливать водкой, как это делал Паша…

– А почему вы переехали в Москву? – спросил я, и этот вопрос удивил Булгарина.

– Как почему? Здесь такие возможности, каких никогда не будет у нас в Городе.

– Возможности? Какие возможности вы имеете в виду?

– Скажу вам по секрету, – Булгарин прошептал это мне на ухо, видимо, окончательно вернув себе приятное расположение духа. – Здесь, в Москве, деньги просто валяются под ногами.

Я сказал, что только прошел пешком от остановки метро до его офиса, и на асфальте не было ни рубля. Булгарин рассмеялся и сказал, что нужно знать места. Потом он открыл перед мной дверь, я вышел, едва не столкнувшись с изящной брюнеткой в черном платье. Она не походила на офисного работника. И точно – я услышал запоздалое восклицание секретаря:

– Олег Петрович, к вам супруга!

Женщина в черном вошла в кабинет Булгарина, и дверь за ней закрылась. Я ощутил оставшийся после нее в воздухе слабый след духов, и аромат подействовал на меня странно. Я достал из кармана визитную карточку и положил на стол секретарши Булгарина. Позже я сообразил, что на самом деле означал мой неосознанный жест, и ужаснулся себе. Честное слово.

2

Я вышел из этого здания с усиливающейся головной болью: перемена климата, во‑первых, и булгаринские разговоры, во‑вторых. Он меня просто измотал. Он заставлял меня надеяться на то, что вот‑вот, в следующий миг, под влиянием страха или удивления он не выдержит и начнет говорить, излагая факты… но этого не происходило. Булгарин изображал оцепенение, испуг, шок – и ничего не говорил.