– Пусть катится отсюда, – упрямо повторил я. Не высказанное вслух, внутри меня в это мгновение появилось желание, подступавшее к горлу как острый нож: «Хватит! Хватит уже мертвых на сегодня!»

– Он не должен уйти живым, – настаивал Горский. Он даже схватился за свою «беретгу», и Семенов не выдержал: он выстрелил в меня, а я автоматически нажал на курок, выпуская ответную пулю. И не одну. Мозг сразу же подсказал оправдание: «Это не я выстрелил первым, это он… Я всего лишь защищался». Но я чувствовал, что уже давно был обречен на этот выстрел. На эту смерть.

– Давно бы так, – удовлетворенно сказал Горский. Семенов неуверенно дотронулся до своей груди, потом стал заваливаться на холодную землю, которая должна была стать ареной, местом для ярких развлечений, но стала местом смерти. Опилок здесь не было и уже не будет, но кровь, чужую кровь, я все‑таки здесь пролил.

Горский оставил на время мрачного Николая Николаевича, подошел к Семенову и добил его выстрелом в голову. Потом повернулся ко мне и довольно сообщил:

– Все. Дело сделано. Это я знал и без него. Убийцы получили свое – то есть были убиты. Только чувства триумфа почему‑то не появилось. И будет ли оно когда‑нибудь вообще?

Необремененный такими мучительными раздумьями, мистер. Горский куда‑то названивал по мобильному, не спуская глаз с Яковлева.

– Доклад начальству? – спросил я. Теперь можно было опустить револьвер, расслабить напряженные мышцы, можно было сделать несколько шагов все еще негнущимися ногами. Теперь все было можно.

– Да, обрадую Валерия Анатольевича, что все сошло отлично, – кивнул Горский.

– Какой еще Валерий Анатольевич?! – Яковлев дернулся при звуке этого имени, но Горский успокоил его видом ствола «беретты». Николай Николаевич вынужденно принял прежнюю позу, но теперь неотрывно следил за Горским, пытаясь подслушать разговор…

Он еще не знал. Впрочем, и я тоже. Я просто обогнул тело первого, поднял с земли зеленую папку, стряхнул с нее грязь и положил ее на место – за пазуху. Горский закончил разговаривать, закрыл крышку телефона и убрал его в карман.

– Ну что сказала Москва? – поинтересовался я.

– Какая Москва? – Горский удивленно поднял брови. – А, ты про Валерия Анатольевича? Так он не в Москве.

– А где же? – не понял я.

– Сейчас узнаешь, – загадочно улыбнулся Горский. Впрочем, разгадать эту загадку оказалось легко. Особенно после того, как пять минут спустя из прохода появился донельзя взволнованный, настороженно озирающийся по сторонам и даже непохожий на себя бизнесмен – но тем не менее именно он.

Валерий Анатольевич Абрамов собственной персоной. Просьбы любить и жаловать были излишни.

35

Абрамов вышел в центр арены, дрожащей рукой пригладил расчесанные на пробор волосы и неестественно весело произнес, оглядев распростертые вокруг тела:

– Хорошая работа, да, Горский?

– Как всегда, – скромно ответил телохранитель.

– Константин! – Абрамов торопливо подбежал ко мне и пожал руку. – Искренне! Благодарен! Вот, решил лично… Не мог усидеть там… в Москве.

– Конечно. – Я понимающе кивнул головой. А голова у меня уже начинала идти кругом. Один из богатейших людей страны приезжает в Город, чтобы полюбоваться на свежие трупы людей, которые имели отношение к смерти его дочери. Приезжает тайно, ночью, без эскорта, с одним лишь Горским. Что‑то в этом было ненормальное. То ли персонально с Абрамовым, то ли со всей страной в целом.

А Валерий Анатольевич продолжал суетливо крутиться между трупов, задерживаясь возле каждого на пару секунд, заглядывая в лицо и спеша дальше.