Генрих повесил на своей двери табличку «Юридическая консультация», моя дверь оставалась девственно чистой.

То есть таблички на ней не было. Обычная дверь. То, что было за ней, Генрих гордо называл «офис». Мне казалось, что это слишком сильный комплимент комнате в двенадцать квадратных метров. Впрочем, помещения отыскал именно Генрих, и, дай ему волю, он бы называл эти две комнатки апартаментами.

У Генриха была самостоятельная юридическая практика, плюс к этому он был соучредителем и юрисконсультом в моем агентстве. Таким образом, в агентстве нас было двое. И каждый сидел в отдельном кабинете. Очень удобно, чтобы не возненавидеть друг друга. Если точнее – чтобы не возненавидеть как можно дольше.

Отличия двух комнат начинались с табличек на двери (вернее – с отсутствия таковой на одной из дверей) и продолжались внутри. Генрих умудрился втиснуть к себе набор австрийской офисной мебели, компьютер, факс и ксерокс. Я как‑то намекнул ему, что если прикрутить под потолком стул, то туда вполне можно посадить секретаршу. Будет забираться по лестнице каждое утро. А чтобы раньше времени не сбегала домой, лестницу сразу же убирать. Но Генрих в очередной раз проявил скупость и сэкономил на секретарской зарплате.

В моем, с позволения сказать, «офисе» из мебели был один продавленный кожаный диван, который я самолично стащил в другом крыле института и приволок к себе. На нем можно было сидеть, лежать, вести деловые переговоры, пить пиво, делать гимнастические упражнения, заниматься сексом, спать, читать, смотреть в потолок. Все эти виды развлечений я перепробовал. За одним исключением – гимнастических упражнений я не переваривал.

Само собой разумеется, что, поскольку я мог все делать на диване, другая мебель мне не понадобилась. Телефон я поставил на пол, и если собирался вздремнуть, то легким движением ноги заталкивал его под диван.

Пробудившись, не менее легким и изящным движением я дергал за провод, извлекая пыльный аппарат на свет Божий.

Генрих смотрел на этот диван со смешанным чувством ужаса и презрения.

Мне же иногда приходилось жить на диване сутками. Я к нему привязался.

Поэтому, войдя в свой офис после трехнедельного отсутствия, я первым делом повалился на диван, положил ноги на боковину и блаженно вытянулся.

– Приятно посмотреть, – ехидно проговорил Генрих, заглядывая в комнату.

– И кто же сподобился вернуть тебя к жизни, а? Кто вправил тебе мозги? Лена, не иначе?

Этот человек мог испортить все одним словом. И испортил.

– Чтобы я больше не слышал этого имени в этих стенах, – проинструктировал я Генриха с дивана.

– О‑о‑о! – Генрих понимающе закатил глаза за стеклами очков в позолоченной оправе. – Трагедия на личном фронте… Но теперь кризис преодолен, Костя? Ты снова приступил к делам?

– Считай, что так, – мрачно кивнул я. – Радуйся, кровосос. Эксплуататор трудового народа.

– Вот список поступивших предложений для трудового народа, – сказал Генрих и неожиданно резко швырнул в меня записной книжкой. Я поймал. – Ознакомься и выбери, чем будешь заниматься. Чем быстрее, тем лучше.

– Быстро только кошки родятся, – пробурчал я, перелистывая страницы.

Предложений было много. Даже слишком много.

– Это какой‑то бум, – поднял я глаза на Генриха. – Они все с ума посходили?

– Это не бум, – самодовольно улыбнулся Генрих, от чего ожили его тщательно подбритые усики. – Это правильно организованная рекламная кампания. После истории с захватом заложников на обменном пункте мне гораздо проще стало убеждать клиентов в твоей квалификации.