— Вам плохо? — Нина взяла его под локоть, ввела в дом. — Сядьте, пожалуйста. — Пододвинула стул. — Я сейчас принесу воды.

Человек не сел.

— Здесь живёт Иннокентий Михайлович? — заговорил неожиданно громко, сквозь хрипы и хлипы в груди. — Скажите ему, пусть примет меня.

Нина поёжилась от этого его властного нетерпения, жестом пригласила в комнату и робко вошла следом. Она думала, Кеша сразу увидит, как плох мужчина, тут же вскочит, поспешит надеть рубашку и пойдёт его осматривать. Но Кеша, мельком взглянув на больного, даже не пошевелился. Он по-прежнему полулежал, широко раскинув ноги, и лениво поглядывал из-под ресниц на неё, словно в комнате посетителя нет. Мужчина беспомощно покачивался на худых ногах.

— Садитесь, пожалуйста, — торопливо предложила Нина. Ей было неловко за Кешу она не знала, что делать.

Равнодушно поглядел больной на Кешу, отвернулся. Видно, ему и в голову не пришло, что вольно лежащий на тахте человек и есть знаменитый врач.

— Надеюсь, говорить со мной будут не здесь? — задыхаясь, спросил мужчина. — Когда придёт Иннокентий Михайлович? — Был он приземист, с узким полукружием губ, углами вниз, с большим носом. Только щёки не вязались с его больными глазами, с его желтизной. Нина не могла понять, почему они такие розовые. — Мне нельзя ждать! — воскликнул мужчина. — Мне плохо. Мне нужно срочно. Я заплачу, сколько он захочет.

— Вы присядьте, — просила Нина, пододвигая всё ближе к нему стул.

— Иди сюда, — позвал её лениво Кеша. Он явно наслаждался нетерпением мужчины и её смущением. — Значит, на чём я остановился? Ты вот болтаешь об астральном мире. А читала ты Папюса? Почитай, полезно. Я выучил его наизусть. Не думай, что общение с астральным миром невозможно вовсе. — Кеша помолчал. — Существует путь, как говорит Папюс, хорошо направленный на достижение желаемого. Это — голос безмолвия, смирения и — любовь смирения. Безмолвие — первое и самое важное условие духовной жизни человека.

Нина не понимала, о чём говорит Кеша. Ей было неловко, хотелось схватить Кешу за руки, подвести к больному, но она застыла в неловкой позе, странно парализованная Кешиным взглядом.

— Когда он примет меня? — едва сдерживая дрожь и раздражение, спросил мужчина.

«Сейчас взорвётся», — спиной Нина ощущала бешенство гостя. В ней тоже дрожало бешенство. Все жизненные устои разом рухнули. Что же за чудовище с розовым пупком лежит перед ней? Нина с трудом сдерживалась, чтобы не закричать на Кешу. Сцепила руки перед грудью.

— «Безмолвие развивается, как цветок Смирения, как корень Гордости, — продолжал как ни в чём не бывало Кеша, но Нина видела его язвительную улыбку, спрятанную в углах губ, острый блеск глаз из-под щёток ресниц. — Горе безмолвным… они завистливы в своём звании и горды своей наукой, их глаза выказывают могущество, но они не сумели приобрести Смирения… В то же время они эгоистичны, как корень».

— Послушай! — прервала его Нина нетерпеливо.

Но он холодно продолжал:

— «Таким образом, с одной стороны — Безмолвие, Смирение, Любовь, с другой — Знание, Гордость, Эгоизм. Таковы два пути, которые постоянно скрещиваются и которые нужно всегда различать в эволюции человеческого существа к совершенству. Тот, кто познал Единство, спокоен, как Безмолвие, смирен, как маленький ребёнок, радостен, как влюблённый!» Ты поняла что-нибудь?

— Я не могу больше ждать.