|
- Вот мы меня за пенек принимаете, Клавдия Ивановна, - радостно улыбнулся Падов, - а я ведь грущу, оттого что я всего-навсего - человек и заброшен в этот, по известному выражению, грязный подвал вселенной. - Да нешто это подвал? - Клавуша широко расплылась. - Вот уж не ожидала от вас этого, Толюша... Какой же это подвал? Это твердь поднебесная! Рай! Поглядите на птичек - какие у них вострые головки; это просто кровавые, летающие подушки или лопухи; ну чем не прелесть; а пес, - Падов посмотрел на огромного, с красной пастью, бульдога, тупо наблюдавшего за ними из-за соседского забора, - это же ангел полупоявившийся и зубки у него словно разговаривают; а земля, - Клавуша топнула ножкой, - где еще такую блядь найдешь?! - Ну, а душа? - играючи вспомнил Падов раны детства. - Бессмертна?! - и он подмигнул ей. - Ну что вы кипятитесь?! "Бессмертна, бессмертна", - расхохоталась Клавуша. - Она и так вечна. Сама. И нечего об этом спрашивать. Нашли об чем волноваться. - Какая вы уверенная, Клавуша, - полушутя обиделся Падов, - с вашим бы настроением в аду жить. И там не пропадешь. Но он все больше и больше интересовался ее миром, в котором все было выверчено и имело иное наименование и смысл. Вечерком прижались друг к дружке. Только Федор залез куда-то на крышу. Собрались во дворе, в уголку, на опустевшей Фомичевской половине. За столиком сидели Клавуша, Падов, Анна, Ремин и Извицкий. Где-то рядом на травушке резвился Игорек. Клавуша пила чай, словно дышала воздухом. И одеяло, в которое она почему-то завернулась, как-то судорожно и не-похорошему сжимала. Падову почудилось, что Клавенька принимает одеяло за продолжение собственной кожи. Груди Клавуши свесились, и она смотрела в них, точно в зеркало. Анна курила, вспоминая уничтожение. - Тебе подарок, тебе, - произнесла Клава и поставила пред каждым перевернутый стакан. - А тебе грибки с головы, - прокричала она на крышу Федору, словно отрешившись от особого к нему отношения. Руки опускала в кастрюлю, как в бездну. Волосы ее уже многим казались тиною. - За истуканов всех принимаете, Клавенька, - умилился Извицкий. - Ну что вы, Женичка, - слабо улыбнулась Клавуша, - кого за бумагу, кого за гуся... И Игорек действительно словно бумажный, пробежал мимо всех. Тьма нарастала. Глаза Клавы будто ушли в незнаемое. И в небо она смотрела, как в дыру. И вдруг окинула всех нелепо-обнимающим взглядом: - А ну-ка спляшем все... Лихия... Все понемногу входили в ее бредовую и в то же время реальную устойчивость. "Идея" была подхвачена. Даже Федор проснулся на крыше. Сначала танцевали еще напоминая прежних метафизических тварей. Танцующий Падов был вообще жуток, как танцующая мефистофельская мысль. |
