|
Он дремал какую-то минуту, а может, и несколько минут и проснулся от острой мысли, что делает недозволенное. Испуганно встряхнулся, с удивлением отметил, что мозг снова работает удивительно четко и точно, рассылая по всему телу сигналы уже не предостережения, а тревоги. Рядом была опасность. Совсем близко. Ярема даже знал где: вон там, справа. Еще не поворачивал туда голову, не косил глазом, а уже чувствовал, что оттуда на него кто-то смотрит. Хорошо, что дремал, держа руки в карманах. Теперь мог стрелять немедля. Его учили стрелять легко, как дышать, и он умел это делать. Еще не шевелясь, изображая сонного, Ярема повел глазом вправо. Страх ударил ему в глаза черной молнией, пронзил все тело, обезволил на короткий миг руку, что держала в кармане автоматический пистолет. Только потому он не выстрелил, а потом уже было поздно.
Два живых существа смотрели друг на друга, глаз в глаз. Злой глаз человека и круглый, сверкающий глаз птицы, одинокого скворца, который отбился от своей семьи случайно, а может, и умышленно, чтобы поживиться у заблудшего человека крошкой или зернышком. Злоба сменилась в человеческом глазу любопытством, угроза взорвалась вдруг радостью. Птица! Всего лишь скворец! Глупая птица, которая часто становится жертвой чрезмерного любопытства, вложенного в нее матушкой природой. Никакой не враг, не преследователь. Птица. Милое, теплое и чудесное существо, единственный его сообщник, заговорщик. Ага! Погоди. А сообщник ли? Заговорщик ли? Зловеще-черная птица с языком, как у бабы-сплетницы, с норовом вражеского разведчика. Он не может быть ему врагом, ничем не подтвердит, но ведь свидетель! Единственный живой свидетель, а ему они не нужны. Рука, державшая пистолет, выползла из кармана. Не думая, подчиняясь только инстинкту дикого, загнанного зверя, Ярема схватил палку, швырнул в скворца. Попал! Перебил крыло или просто оглушил. Скворец перевернулся на бок, закрыл черный кружочек глаза мягким, морщинистым веком. Ярема бросился к птичке, сграбастал ее в пригоршню, готов был рвать ее зубами, хотел задушить сразу, но от прикосновения к мягкому, сухо шелестящему перу, от тепла в руках опомнился. Дул на скворца, пока тот не замигал бриллиантиками глаз, гладил ему перышки, чбереясно держал, чтобы по придавить сильными пальцами. Стоял какое-то время, мечтательно смотрел вниз, пока там не загорелись то в одном, то в другом месте огни. Те разжигали костры. Отгораживались трескучей завесой огня от черной сырости ночи, от страха. Ярема скривил в усмешке губы. Боятся. Неизвестность всегда страшна и неопределенна. Ни один из них не знает, где тот враг, зато он, Ярема, видит каждот из них, он знает свои пути, и он пойдет по ним твердо и неуклонно. И спокойно пошел вдоль потока по склону, нацеливаясь на один из костров. Шел и гладил теплого скворца.
Не хвастал ни перед кем полковник Нелютов, что владеет даром физиономиста, но когда увидел перед собой задержанного немецкого туриста, то чуть не вскрикнул: именно это лицо он видел совсем недавно! Водянистые глаза, обрюзгшие щеки, искривленные в равнодушном презрении губы. Доктор из бандеровской тройки, сфотографированный когда-то британским корреспондентом в Вескидах! Полковник насилу удержался от искушения сразу же допросить туриста, убедиться в своих предположениях. Хорошо понимал, что преждевременно может вспугнуть пташку; не имея в руках доказательств, все равно не выудит у доктора признания, зато даст ему возможность соответственно подготовиться к выкручиванию, на которое все шпионы мастаки. Поэтому Нелютов распорядился пока что посадить доктора под стражу, а сам позвонил в отряд, вызвал оттуда людей, чтобы забрать с заставы задержанного, а заодно попросил заехать к нему домой и взять там небольшую передачу. Жену предупредил, чтобы приготовила газету, которая у него отложена там-то и там-то. Ходил по двору заставы, нервно курил; капитана, рвавшегося в горы, где до сих пор продолжались безрезультатные поиски нарушителя, не отпустил, велел ждать, пока не переправит немца в отряд, даже накричал на Шепота, когда тот стал умолять полковника и доказывать, что его, капитана, место там, с его людьми… - Не учите меня, где ваше место! Невидимый аноним стоял за плечами полковника, сочувственно вздыхал: «А что я говорил, разве я не предупреждал вас? Вам было известно еще месяц назад, что ни участке заставы капитана Шепота могут пройти враги…» А будь оно все проклято японским богом! Какое глупейшее совпадение! Полковник резко поводил плечами, словно хотел прогнать анонима, но тот шел за Нелютовым и все шептал, шептал… Приехали две машины из отряда. |
