Полковник позвал капитана Шепота, велел привести доктора. Того привели, он встал у порога, вновь завел про свое возмущение и про нарушение прав свободного человека, европейца…

- Вы знали куренного Грома? - спросил его быстро Нелютов.

- Не понимаю вас, - надменно взглянул на него Кемпер.

- Так, так… А капеллана Прорву, бандеровского священника Прорву знали?

- Еще раз повторяю, что не понимаю вас, - сказал оскорбленно Кемпер, пошевелил пальцами, подергал ими, словно стряхивал подозрение, что могло к нему прилипнуть.- Надеюсь, это не имеет отношения к моей задержке? - Чуть не вымолвил «к аресту», но сдержался, еще надеялся на чудо, еще не верил в полный провал, хотя все внутри похолодело, и бабий тонкий голос приговаривал в ушах: «О, ужас, они все знают! От них не скрылось ничего! Они следят за мной вот уже двадцать лет!… Они знают, наверное, и про концлагерь…» Удачливый колобок наконец попался. Бежал и от одних и от других, ба-тюня Отруба пропустил, пропустила учительница, поляки не получили его, зато этот капитан с бровью, поднятой, как курок револьвера, схватил его и теперь уже не отпустит.

- Просил бы вас не шантажировать меня, - твердо сказал Кемпер, - и дать мне возможность встретиться с соответственными государственными работниками вашими if… - он сделал для значительности паузу, - работниками посольства Федеративной Республики Германии.

- Вам будет предоставлена такая возможность, - спокойно пообещал Нелютов, - я обещаю вам и гарантирую. Это наш долг, можете не беспокоиться. А пока что, для завершения нашего знакомства, не были бы вы так любезны взглянуть вот на это фото?

- Меня в данную минуту не интересуют никакие фото, - отрезал Кемпер.

- Капитан, покажите, пожалуйста, господину доктору…

Шепот взял газету, сам бросил взгляд на полинявшую фотографию, поднес ее Кемперу.

- Я протестую, - слабо промолвил тот, не зная, против чего он протестует, ибо мог ведь не смотреть, мог отвернуть голову, зажмурить глаза, мог, но не сделал этого, покосился на фотографию, мигом узнал и себя, и куренного Грома, и любимого пана Яра. Только глупец мог отрицать дальше. Доктор мигом сообразил, что у русских, кроме этого снимка, ничего нет, очевидно, они ведут картотеку всех, кто выступал вместе с бандеровцами против коммунистов, и он провалился не как шпион полковника Хепси, не как военный преступник, экстрадиции которого требуют поляки, а прежде всего как бывший сообщник и помощник бандеровцев. Это еще не так и страшно, если бы не примешивались дополнительные обвинения в шпионаже. Но и это не так страшно, как поляки с их экстрадицией, трибуналом и непременным расстрелом, а то и виселицей.

- Что ж, - сказал Кемпер, я действительно вспоминаю этих господ, но… один из них убит вашими… вашим пограничником, а другой… Другого я не видел свыше десяти лет. Кажется, он тоже убит, линчеван солдатами за убийство американского майора… Вас удовлетворяют столь исчерпывающие сведения?

- Пока что совершенно, - сказал устало полковник Нелютов. - Выведите господина доктора.

Когда тот вышел, капитан Шепот, не возвращая Нелютову газеты, сказал:

- Очевидно, это он.

- Доктор? Конечно же он! Вы видели, как он сразу сориентировался! Понял, что тут может заработать смягчение своего приговора…

- Я не о докторе.

- А о ком же?

- О священнике Прорве.

- А его-то вы откуда знаете? Тоже встречали, как сегодня доктора?

- Не знаю, может, и встречал (черное лохматое лицо, разинутый в крике рот, огонь из рук, боль, беспамятство… когда это было? и с кем?), не в том дело… похож он очень.