Через несколько секунд в трубке раздался чуть ли не радостный голос этого хамелеона:

– Ах, это вы, коллега? Рад вас слышать! Я, знаете ли, не сразу понял… Слышимость никудышная. Извините. Так вы, Николай Николаевич, говорите, что напали на след убийцы? Я не ослышался?

– Нет, не ослышались. Поищите в картотеке. Этому человеку лет двадцать восемь – тридцать. Длинные темные волосы. Крупный, грубые черты лица. Ходит в тельняшке и потертых джинсах. Походка уверенная, вразвалку. Похоже, бывший моряк. Есть все основания полагать, что в момент убийства находился в квартире Паукова.

– Хорошо, Николай Николаевич. Учту вашу информацию. Если вас не затруднит, передайте трубочку капитану Матерому.

Матерый некоторое время внимательно слушал, наблюдая за мной.

– Понял, товарищ майор. Всего доброго! – сказал он и положил трубку.

Воцарилось неловкое молчание. Нарушил его капитан.

– М‑да, интересное дельце получается. Вы, стало быть, частным образом расследуете убийство Паукова?

– Нет, мое дело – доказать невиновность Мокроносова, а расследование – это ваша прерогатива… Надеюсь, теперь я могу идти?

– Да, конечно.

– Прощайте! – бросил я и вышел из кабинета.

Не успел я пройти и пяти метров, как услышал позади торопливые шаги. Меня догнал сержант Стоеросов.

– Послушайте, Нерусский, не знаю, как вы собираетесь раскрутить это дело, но хочу, чтобы у вас получилось. Я помогу вам. Я знаю человека, которого вы описали. Это Козлятин из дома двадцать девять по Мурановской. Квартира, по‑моему, сорок три.

Вот так так! Неприятность с задержанием неожиданно обернулась удачей. И не верь после этого в случай!

– Спасибо, сержант! Огромное вам спасибо.

– Да ладно, будет вам. Этот Козлятин – спившийся тип. Нигде не работает, вечно ошивается у винного. Холостой, как и дружки Мокроносов и Пауков, царствие ему небесное. Верно, он бывший моряк. Кличка – «Боцман». Ни одной драки не пропускает. Вроде ворует по мелочи, но пока не пойман. Вот, пожалуй, и все.

– Еще раз спасибо, сержант. Если Козлятин действительно причастен к убийству…

– Вам он ничего не расскажет, – перебил сержант.

– Поживем – увидим! – Я подмигнул ему и выскочил на улицу.

Я взглянул на часы. Было уже без десяти восемь. На сегодня, пожалуй, достаточно приключений. Встречу с Козлятиным придется отложить на завтра.

Дома я оказался в начале десятого. Маша встретила меня улыбкой. «Ах, ну да – цветы!» – вспомнил я. Надо сказать, что весь день я был в приподнятом настроении.

– Наконец‑то! Где ты пропадал? Неужто у своего филателиста?

– У него, у него, – ответил я ей в тон.

Пришлось соврать. А куда деваться? Ведь я был связан по рукам и ногам условиями эксперимента. Зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Это ты, отец? Я уже третий раз звоню.

– Ты откуда?

– Неважно. Никуда не уйдешь? Нет? Тогда жди, скоро будем.

Ничего не поняв, я отправился на кухню, откуда пахло кофе и яичницей с луком. Минут через двадцать, когда наш ужин подходил к концу, на улице послышался скрип тормозов. Я выглянул в окно. У подъезда стоял длинный, черный «роллс‑ройс». Из него вылез какой‑то пузатый господин, за ним – наш Василий.

Сын отпер дверь своим ключом, и в квартиру ворвался запах импортных сигарет, импортного одеколона и нашего коньяка.

– Знакомьтесь, – пробасил Василий, – это сэр Роберт Иванофф из Филадельфии. Страстный коллекционер. Заодно миллионер. А это из май фазер, – представил он меня.