|
А смерть Жана еще и удвоила ваши ожидания. - Папа!.. - вскрикнула дочь и поднесла к глазам платок с траурной каймой. - "Папа"!.. - передразнил Дюкро. - В чем дело? Я, что ли, залезал в долги? Может, это я желаю жить на юге? Родственники давно привыкли к подобным выходкам, и Дешарм был во всеоружии: губы его тут же тронула еле заметная печальная улыбка, словно он считал такие разговоры не более чем шуткой или проявлением мимолетного дурного настроения. У офицера были красивые белые руки с длинными пальцами; он постоянно их поглаживал, играя с платиновым обручальным кольцом. - Я говорил вам, что они ждут ребенка? Берта Дешарм спрятала лицо. Сцена была тягостная. Дюкро это прекрасно понимал и нарочно делал все, чтобы усугубить неловкость. Через двор к крыльцу прошел шофер; Дюкро распахнул окно и окликнул его: - В чем дело? - Вы мне велели... - Да, да. Так что же? Сбитый с толку шофер кивнул на человека, сидевшего на траве по ту сторону ограды и достававшего из кармана кусок хлеба. - Идиот! Окно захлопнулось. На террасе служанка в белом фартуке накрывала на стол под красным тентом. - Неужели ты знаешь только одно - что на обед? Дочь тотчас воспользовалась возможностью уйти, а Дешарм сделал вид, будто просматривает на рояле ноты. - Вы играете? - поинтересовался Мегрэ. Ответил за зятя Дюкро: - Он? В жизни не играл. В этом доме вообще никто не играет. Рояль здесь только для шику, да и все остальное тоже. И хотя в комнате было прохладно, на лбу у него выступил пот. *** Соседи слева все еще играли в теннис, и в то время, когда семейство Дюкро обедало на террасе, ливрейный слуга вынес им на корт прохладительные напитки. Красный тент не полностью защищал сидящих за столом от солнца, и под мышками черного шелкового платья Берты Дешарм проступили мокрые полукружия. Дюкро был взвинчен до предела. Следить за его вымученными репликами и движениями стало попросту утомительно. Когда подали рыбу, он потребовал, чтобы ему показали блюдо, понюхал, ткнул пальцем и рявкнул: - Уберите! - Но, Эмиль... - Уберите! - повторил он. Из кухни жена его вернулась с красными глазами. А он, повернувшись к Мегрэ, с усилием выдавил: - Значит, со среды вы выходите в отставку. С вечера или с утра? - В полночь. Дюкро, помолчав, обратился к зятю: - Знаешь, сколько я ему предложил за работу у меня? Сто пятьдесят тысяч. А если захочет, получит и все двести. Разговаривая, он не спускал глаз с прохожих за оградой. Он был до смерти напуган. И Мегрэ, который один только понимал, что происходит, испытывал куда больше неловкости, чем остальные: человек, старающийся преодолеть страх, являет собой зрелище поистине трагичное, однако в чем-то неприятное и даже смешное. За кофе Дюкро снова завелся. - Поглядите-ка, - сказал он, жестом обводя сидевших за столом, - вот это и называется семьей. Семья - это, прежде всего, человек, который тащит на горбу весь груз, тащил всегда и будет тащить, пока не сдохнет. |
