— Да выходите уже, сейчас тронемся! — рявкнула на нас проводница.
У меня мелькнула мысль, что я уже слегка тронулась: чтобы по собственной воле покинуть поезд за двести километров до места назначения, нужно быть совсем ненормальной! С недавних пор все происходящее со мной здорово напоминало театр абсурда.
«А началось все со встречи с твоим юристом, не к ночи будь помянут!» — подсказал мой внутренний голос, не утративший целенаправленной мстительности.
— С юристом я еще разберусь, — пообещала я.
Вася-Пьеро взглянул на меня озадаченно, видимо, попытался уловить логическую связь между преследованием воров и разборками с юристом.
— Никакой логики нет, никакой связи тоже, — не без сожаления брякнула я.
Однако сокрушаться по поводу отсутствия в моей жизни того или другого было не время.
— Живо, живо! — грубиянка проводница едва не вытолкала нас из вагона.
На перроне уже было немноголюдно, граждане, благополучно прибывшие, деловито втягивались в открытые двери здания станции либо пересекали пути, разбредаясь по окрестностям в соответствии с милым сердцу каждого русского человека анархическим принципом «куда душе угодно». По единственной подъездной дороге удалялись старенькие «Жигули» невнятного светлого колера. Я прищурилась, но номера не рассмотрела и понадеялась, что у Вадика, вооруженного оптикой камеры, зрение острее моего.
Поезд, потерявший немало пассажиров, со стуком и грохотом промчался мимо. Стало тихо, только в дачном поселке азартно лаяли собаки, по-своему приветствуя прибывших.
— Не знаю, как вы, Вася, а я лично собираюсь идти на предыдущую станцию непосредственно по шпалам! — чинно сообщила я своему дружелюбному консультанту. — Это к вашему вопросу о прогулке в компании.
— Тогда и я с вами!
Мой новый знакомый с готовностью поддержал идею пешего странствия. Багаж у него был не существенный — одна спортивная сумка. Он нацепил ее на манер рюкзака и потер руки:
— Ну, я готов идти!
Я вместо ответа с треском застегнула молнию куртки, и мы двинулись по шпалам в сторону, противоположную той, куда ушел наш поезд.
Пьеро, переставший быть печальным, некоторое время развлекал меня песенными номерами на железнодорожную тему. Сначала он вдохновенно исполнил «Голубой вагон», потом песенку паровозика из Ромашково, а затем перешел с детского репертуара на «дедский» и завел стародавний лирический хит про сбежавшую электричку.
— И я по шпалам, опять по шпалам иду-у-у-у домой по привычке! — бодро распевал Вася. — Пара-ру-ра-ру-ра-ру-ра-ру-ра-ру-ра! Пара…
— Действительно, пора! Пора переходить от слов и мелодий к делам и поступкам! — строго сказала я. — Вася! Мы с вами тут не просто так гуляем, а ищем коричневый кожаный бювар с важными документами на немецком языке. Давайте разделим зоны ответственности: вы смотрите направо, я — налево.
«Что-то в последнее время тебя слишком часто тянет налево!» — уязвил меня высокоморальный внутренний голос.
— Или наоборот: вы налево, а я направо! — признав суровую правоту сказанного, поправилась я.
— А на рельсы кто? — спросил Вася.
— Анна Каренина! — хмыкнула я. — Не на рельсы, Вася, а на шпалы и на то, что между ними. На железнодорожное полотно мы смотрим с вами оба. И в оба!
Никогда прежде я не гуляла по шпалам — и правильно делала. Как выяснилось, железная дорога очень плохо приспособлена для пешеходного движения. Мне с большим трудом удавалось соотносить длину шага с расстоянием между шпалами, которые к тому же оказались скользкими из-за покрывающего их инея. |