Посрамлен навеки древний,

         Знаменитый дом Ленесов;

         Не равнялись ни Иниги,

         Ни Аварки славой с ним.

         И болезнью и летами

         Изнуренный, старец видит

         Близкий гроб перед собою;

         Дон-Гормас же, злой обидчик,

         Торжествующий гуляет,

         Не страшась суда и казни,

         По народной площади.

         Напоследок, свергнув бремя

         Скорби мрачно-одинокой,

         Сыновей своих созвал он

         И, ни слова не сказавши,

         Повелел связать им крепко

         Благородные их руки.

         И, трепещущие, робко

         Вопрошают сыновья:

         «Что ты делаешь, родитель?

         Умертвить ли нас замыслил?»

         Нет душе его надежды!

         Но когда он обратился

         К сыну младшему Родригу,

         В нем опять она воскресла;

         Засверкав очами тигра,

         Возопил младой Родриго:

         «Развяжи, отец, мне руки!

         Развяжи! когда б ты не был

         Мой отец, я не словами

         Дал себе тогда б управу;

         Я бы собственной рукою

         Внутренность твою исторгнул;

         Мне мечом или кинжалом

         Были пальцы бы мои!»

         «Сын души моей, Родриго!

         Скорбь твоя — мне исцеленье;

         Грозный гнев твой — мне отрада;

         Будь защитник нашей чести:

         Ей погибнуть, если ныне

         Ты не выкупишь ее».

         И Родригу рассказал он

         Про свою тогда обиду

         И его благословил.

4

         Удаляется Родриго,

         Полон гнева, полон думы

         О враге своем могучем,

         О младых своих летах.